Алексей Борисов - Смоленское направление 2

– Надо испробовать, нельзя просто так, сказать, сколько он стоит. – Симеон был непреклонен. Предварительную стоимость он мог бы назвать, только посмотрев на изделие, но точную …, слишком уважал себя оружейник, чтобы бросаться словами.

– Яков! Принеси мой старый щит, с которого умбон сняли. – Потребовал князь.

– Мечом рубить щит? – Удивился Симеон. – Это ж не секира.

Александр надел рукавицу, вытащил из телеги первый попавшийся меч под руку, оценил балансировку и резко рубанул наискось, по краю, приставленного к возку щита.

– Шшхх. – Только ветер пронёсся. Щит развалился окончательно, доски держались только на кожаной обивке, край с медной окантовкой срезало.

– Пятнадцать гривен, а если доделать, по уму, то все двадцать. – Выдал окончательную стоимость подарка мастер.

– Слышал, Яков? А ты Пахома Ильича хаял, я за год столько не имею, сколько в этом возке. – Князь был доволен.

– Сядь в Суздале, и будешь иметь в десять раз больше. – Возразил ловчий.

– Суздаль, что мне один Суздаль, вот стать Великим князем, да чтоб все у меня в кулаке сидели, от Киева до Новгорода. – Подумал про себя Александр, сжимая стальную рукоять меча.

В это время мытарь пытался определить размер пошлины, которую следовало уплатить со стальных листов. В обширном перечне, листовая сталь размером аршин на аршин не значилась. Нисим пытался вспомнить, когда последний раз, за долгое время его службы, подобное привозили в Новгород, но, толи старческая память подводила, толи кислое молоко, выпитое дома, рядом с причалами, не давало сосредоточиться.

– Можно записать, что привезено железо в крицах, только … – Мытарь сделал паузу.

– В расплющенных крицах. – Подсказал Нисиму один из вариантов.

– Точно, как я не догадался. Дом мой, вон там, возле двух яблонь. Разница между оружейным железом и крицами, для ста привезённых пудов будет составлять … семь гривен. Две можно оставить под яблоней, а с тебя, за всё железо, сплющенное … семь да семь, да ещё сбор – Пятнадцать гривен. – Выдал расчёт налогового сбора портовый чиновник.

– Нисим, побойся Бога. – Ефрем не выдержал и встрял в разговор. – Это ладьи Пахома Ильича, и груз – его, когда это новгородские купцы пошлину как торговые гости платили?

– Пахома Ильича хорошо знаю, и отца его знал. Тут, я его не вижу. Не хотите платить – воля ваша. Только разгружать ладью не дам, на моей стороне стража и Закон. – Мытарь гордо приподнял подбородок. Абы кого, на его место не поставят, свою работу он знал досконально. И сколько тысяцкому надо отнести, и сколько стражникам отсыпать. Иначе, когда тяжело станет ходить, своего сына, Яакова, на эту должность не утвердят.

– Три гривны под яблоню и три в казну. – Предложил я.

– Ефрем, ты б объяснил, на досуге, своему дружку, как дела делаются. Четыре под яблоню, а три в казну за три десятка пудов сплющенных криц. – С налоговыми отчислениями было покончено.

Налоги в Новгороде, как и на всей Руси – драли безбожно. Доходило до сумасбродства, требовали оплату за проезд по мосту, этакий прообраз дорожного мыта. Взимался подоходный налог 'с сохи' или 'от дыма', церковная десятина и многое другое. Все договора, составленные после военных действий, включали в себя обязательный пункт:– льготное налогообложение купцов победившей стороны. Средневековым миром правили деньги.

Освободив ладью Ильича от груза, мы немедленно отплыли в сторону Ладоги. Отправившись вечером, вопреки всем правилам и приметам, тем самым спасли свои жизни. На Волхове, в десяти верстах от Новгорода, на нас готовили засаду. Строган считал, что на ладье Пахома вполне нормальные люди, посему и предупредил своих разбойников, чтобы готовились с утра перехватывать ладью, выкрашенную дикой краской*, мышиного цвета.

('Шара' – дикая краска (у маляров), изготовлялась из белил, мела и сажи)*.

Так и проскочили, минуя отдыхающих татей, слишком поздно сообразивших, что добыча ушла, и догнать ладью не представляется возможным. Боярин, когда узнал о провале своей затеи, самолично порол кнутом гонца, принесшего известие. После экзекуции, Строган навестил своего знакомого, Михайло Сытинича, внука знаменитого боярина Сотко, который оплатил строительство каменного Борисоглебского храма.

– Подлый купчишка Пахом Ильич, перебил мне всю торговлю со свеями, по миру пустить захотел. – Жаловался боярин.

– Шутишь? Один купец, пусть зело удачливый, и перебил всю торговлю – не может быть. – Михайло пребывал в прекрасном расположении духа, Сбыслав Якунович давал в приданное, за свою Анисью триста гривен*.

(Для примера, годовой доход в Германии с лена составлял 5 кёльнских марок. 1 марка Кельна =233,855 г. серебра. Грубо, 1,2 кг. серебра в год. Сбыслав даёт 61,2 кг. серебра, т.е. доход за 51 год, что равносильно пожизненному обеспечению невесты.)* примечание автора

– Ну, не совсем один. Кабы не Сбыслав с Гаврилой, в жизнь бы ему не управиться, гаду ползучему. – Какой такой Сбыслав? – Сытинич спросил, явно заинтересовавшись именем.

– Сбыслав Якунович, ну ты должен его помнить, здоровый такой, ни одной драки не пропускал, а Гаврила Алексич – сосед его. – Строган, напомнил Михайле, как много лет назад он, будучи совсем молодыми, со своими дружками, ходили стенка на стенку, лупцуя молодцов в Людиного конца. Сам же Строган, всегда стоял в сторонке, считая игрища – бестолковой затеей.

– Знаешь, мои купцы мёдом торгуют, в хлебные дела не лезут. Так что, помощи от меня не жди. Сбыслав с князем на короткой ноге. Мой тебе совет – перетерпи. – Возможность объединить два богатейших боярских рода были слишком заманчивой перспективой. Портить отношения с отцом невесты сына, было некстати.

– Вот как ты заговорил! Щенка Ярославого испугался? Так знай – мне Александр не указ! Жаль, что не с нами ты. Смотри Михайло, как бы локти не пришлось кусать. – Строган выскочил за ворота хором Михайлы Сытинича и со всего размаха ударил по лицу своего холопа, ожидающего хозяина у лошади. – Не стой на дороге, пёс смердячий!

Михайло поразмышлял немного, взвешивая варианты, и отправился к жене. Боярин всегда поступал так, когда шанс успеха в принимаемом решении был равен неудаче. Любушка, так ласково называл он свою жену, обладала невероятной интуицией, помноженной на логическое мышление, не свойственное женжинам. Не подвела она и в этот раз.

– Медвежонок, подумай сам …, Сбыслав сидит на воске, ты на мёде, понял, к чему я веду? – Любушка полулежала на перине, положив голову мужа к себе на колени, не забывая гладить его по голове.

– Ээ …ммм… нет. – Пробормотал боярин.

– Мёд, воск, пчела, Вы должны быть вместе, словно в улье. А Строган, он скользкий, как гадюка болотная. – Женщина игриво пощекотала мужа за ушком.