Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность

Генерал едва заметно ухмыльнулся: своей напыщенностью речи, амбициозным видом и странноватой мимикой Геринг очень напоминал ему сейчас незабвенного дуче Бенито Муссолини в те первые часы, когда его – уже лишенного всякой власти и только чудом спасенного от казни – личный агент фюрера Скорцени доставил в Берлин.

«Вот из кого, – подумалось ему, – получился бы новый нацистский диктатор Германии, достойный преемник идей традиций фюрера и дуче!» – У вас появится возможность вступить в эти переговоры уже сегодня, – несколько запоздало напомнил ему генерал-майор Коллер. – Причем вместе с гросс-адмиралом Деницем, которого перед смертью фюрер назначил своим официальным преемником.

– Так все же Деница, а не Бормана?! – возрадовался рейхс-маршал.

– Именно так. Фюрер, как всегда, оказался мудрым.

– Это же хорошо! С Деницем – при всей сумбурности его характера – найти общий язык мы сумеем. Это не Борман. Уловив, что генерал ни словом не обмолвился ни о его несправедливом аресте, ни о мужественном освобождении, расчувствованный Геринг тоже сделал вид, что ничего такого, чтобы унизило его рейхсмаршальское достоинство, не произошло. Обойдя строй, он пожал руки почти всем, кто в нем стоял, в том числе и эсэсманам из тюремной охраны, а затем, вернувшись к стоявшим во главе строя офицерам, объявил всем благодарность за верную службу фюреру и рейху.

– Но особую благодарность я хочу выразить коменданту этого замка, в котором я нашел приют, оберштурмфюреру СС Отто Виттельсбаху. Кстати, пользуясь случаем, сообщаю, что обер-штурмфюрер является членом той самой императорской династии Виттельсбахов, которая дала нам кайзера Вильгельма II и многих других прусских и всегерманских правителей.

Строй бойцов растерянно промолчал: эти люди все еще не осознавали, что фюрера уже нет и что гитлеризм, при котором всякое упоминание об императорской династии чуть ли не приравнивав лось к измене фюреру, уходит в небытие. Впрочем, Геринг был слишком увлечен осознанием собственной свободы, чтобы обращать внимание на такие мелкие конфузы.

– В Берхтесгадене пока еще нет американцев? – поинтересовался он у генерала.

– Уверен, что еще нет.

– Тогда чего мы тянем? Отправляемся в Берхтесгаден.

– А что прикажете делать нам? – растерянно и почти оскорбленно спросил майор Хартманн, который удостоен был только сухого пожатия руки Геринга, наравне с тюремщиками. А ведь таким образом сбывались его самые худшие подозрения о грядущей неблагодарности Геринга.

– Вы, майор, отправляетесь вместе с нами в Берхтесгаден, – ответил вместо Геринга генерал Коллер. – Остальные могут решать: то ли возвращаться с нами в город, то ли на время рассеяться по горным селам, чтобы переждать там первую волну оккупантов или погибнуть в боях с ними.

– Но возможен и третий вариант: все желающие могут влиться в гарнизон нашего замка, – объявил оберштурмфюрер Виттельсбах.

И уже через несколько минут спецотряд генерала Коллера, в самом деле распался. Около двух десятков солдат, в основном из тех, кто не принадлежал к люфтваффе, а пристал к майору Хартманну по пути в Берхтесгаден, осталось в замке, еще столько же решило уйти в Баварские Альпы, кое-кто даже с надеждой на то, что удастся пересечь швейцарскую границу.

И все же около пятидесяти людей, в основном вооруженных автоматами офицеров и унтер-офицеров военно-воздушных сил, составили личную охрану рейхсмаршала, с которой уже через час тот прибыл в прифронтовой Берхтесгаден 97. В эти минуты Геринг казался себе триумфатором, въезжающим в столицу сотворенной им империи после решающей битвы, в которой все пророчили ему не только поражение, но и гибель.

Конец апреля – начало мая 1945 года. Германия. Земля Шлезвиг-Гольштейн. Ставка гросс-адмирала Деница в морской школе в Мюрвике, вблизи Фленсбурга.

Когда комендант морской школы сообщил адъютанту Деница капитан-лейтенанту Наубе, что гросс-адмирала срочно просят зайти в радиорубку, тот был несказанно удивлен.

– А вы ничего не путаете, обер-лейтенант? Если бы нас кто-либо и пытался разыскивать, то радировал бы в Плен 98, избранный гросс-адмиралом в качестве своей временной ставки.

– Именно там радисты ставки фюрера и искали вас. Но в Плене им подсказали, что вы здесь. Не исключено, что теперь этот Богом забытый Плен может стать и временной столицей Германии.

– То есть? – не понял Фридрих Наубе. Они с гросс-адмиралом и несколькими штабистами кригсмарине прибыли сюда только два часа назад, причем в дороге трижды попадали под налеты англо-американской авиации, и теперь оба мечтали только об одном – хотя бы часик подремать. Чем, собственно, и занят был теперь главком кригсмарине.

– Простите, капитан-лейтенант, это всего лишь мои предположения, – тотчас же стушевался комендант. – Но гросс-адмирала действительно срочно просят выйти на связь с рейхсканцелярией.

Школа располагалась в крепком старинном особняке, обнесенном высокой, почти крепостной оградой, с мощными подземельями и столь же мощной радиостанцией. Почти все курсанты и преподаватели школы пополнили ряды расквартированного под Фленсбургом полка морской пехоты или команды кораблей, а оставшаяся в школе рота охраны должна была теперь следить за поддержанием порядка и усиливать личную охрану гросс-адмирала.

Укутавшись в шинель, Дениц сидел в кресле начальника школы, отправленного во Фленсбург вместе с частью своих воспитанников, но не спал, а устало, с неуемной тоской в глазах смотрел в окно, за которым зеленела часть кроны старинного с трудом пробудившегося этой, очевидно, последней в своей жизни весной. Возможно, в эти минуты смертельно уставший от войны и командных забот гросс-адмирал и сам чувствовал себя таким же теряющим интерес к своему бытию дубом.

– Мой гросс-адмирал, вас просят зайти в радиорубку школы, чтобы установить связь со ставкой фюрера, – с удушающей хрипотцой отставного подводника проговорил Наубе.

– Что там еще, якорь им всем в брюхо?!

– Мне почему-то кажется, что они наконец-то решились передать всю полноту власти в рейхе вам, мой гросс-адмирал. – Несмотря на то что время от времени Дениц болезненно реагировал на это обращение своего адъютанта – «мой гросс-адмирал», особенно когда оно звучало в присутствии кого-то из высоких вермахтовских чинов, теперь главком не обратил на него никакого внимания. Впрочем, в последнее время «фюрер подводных лодок» научился не замечать многое из того, что еще недавно основательно раздражало его.

– Вопрос в том, хочу ли я принимать на себя это бремя, – медленно, устало выбирался из глубокого кожаного кресла Дениц.

– Даже если это бремя главы государства?! – не поверил ему адъютант, всегда мечтавший о том, чтобы не по-флотски напыщенное «мой гросс-адмирал» он, наконец, мог заменить скромным обращением: «мой гросс-фюрер». Причем именно таким – «мой гросс-фюрер!» – Простите, мой гросс-адмирал, но это тот случай, когда даже вы можете показаться неправым. Хотя обычно я это исключаю.