Артём Рыбаков - Игрушки. Выше, дальше, быстрее

Двое немцев оказались в положении буриданова осла. Провожая меня взглядами (и стволами), они невольно отвлеклись от сарая, но вбитая войной привычка реагировать на стрельбу, сработала против них. Когда «кулацкий недобиток», получив ножом в пах, саданул от боли из обоих стволов куда-то в полумрак сарая, оба фельджандарма присели и повернулись в сторону хорошо знакомой угрозы. Это позволило мне сдернуть ППД с плеча «моего» клиента, и, уперевшись ему в спину, толкнуть дергающуюся тушку на того из немцев, что стоял справа от входа. Уж что-что, а толкать я умею. По странному стечению обстоятельств, в зале, где я иногда провожу вечера, физически развивая подрастающее поколение, я – самый лёгкий. А, когда три раза в неделю кидаешь и толкаешь молодых людей, превосходящих тебя массой килограммов на 20-25, это весьма способствует выработке правильной техники. Немец пролетел два метра и обрушился на своего ещё живого сослуживца. Пока они барахтались на земле, я успел передёрнуть затвор «дегтярёва» и короткой очередью срезать последнего стоящего на ногах «фрица».

Из двери, подобно маленькому самуму, вылетел пехотный сержант – как раз вовремя, чтобы увидеть как я, вскинув к плечу ППД, двумя короткими очередями довершаю разгром противника.

Осознав, что пока мне помощь не требуется, он развернулся и врезал палкой по затылку стоящему на коленях «кулаку». Воющие причитания стихли, и вражина повалился ничком.

– Товарищи бойцы, выходите. – Сказал я в сторону сарая.

Тут мой взгляд упал на молодого парня, пытающегося спрятаться за поленицей, что стояла в глубине двора. Проанализировав ситуацию, я понял кто это:

– Семён, куда это ты собрался? Парень замер, и скосил глаза в мою сторону.

– Иди ка, мой сладкий, сюда, – ласково-угрожающе позвал я его. Из сарая показались окруженцы, несущие на руках лейтенанта-гэбэшника.

– Бойцы, сажайте товарища лейтенанта в коляску. Сержант, да брось ты палку то! Вон автомат лежит.

Пехотинец быстро бросил бесполезный уже кол и метнулся к застреленному мной немцу. Я же принялся освобождать тела «сладкой парочки» от оружия, амуниции и документов. Пока я, сидя на корточках, обшаривал карманы жандармов, сержант вооружился и подошёл ко мне:

– Товарищ… – он замялся.

– Старший лейтенант госбезопасности. – Помог я ему. Брови у сержанта взлетели вверх, а рот слегка приоткрылся.

– Тов-варищ старший лейтенант…

– Потом, сержант, потом. Пока давайте быстро к воротам – и покараульте там. А то, не ровён час, ещё немцы на стрельбу подтянутся. Да, и приклад у автомата откиньте – так стрелять удобнее.

Увидев, что бойцы уже усадили лейтенанта в коляску, я подозвал их к себе.

– Так, вот оружие для вас, – сказал я, протягивая МП, тому, у которого была обожжена шея. – И, давайте вместе с этим кулацким подручным – я кивнул в сторону Семёна, молча стоявшего чуть в стороне, – за продуктами. Тащите всё, что найдёте.

– А мне оружие дадите? – спросил тот, что с подбитым глазом.

– У хозяина нашего двустволку возьмите. Патроны – в карманах, скорее всего. Как возьмёте – идите на помощь к товарищу сержанту. Ясно?

– Да, разрешите выполнять!

– Выполняйте.

Мне хотелось, конечно, покопаться в барахле загадочного куркуля, но времени было мало, а проблем – много. Поэтому я не поддался жажде наживы, а пошёл пообщаться с «коллегой». Тот сидел в коляске, и вид имел крайне бледный.

– Ну что, товарищ лейтенант, как самочувствие?

– Гад этот, по голове врезал. Кулаком. Блевать хочу – сил нет.

– Ну, так блюйте себе на здоровье. Только постарайтесь коляску не запачкать, – миролюбиво сказал я, протягивая ему кобуру с «тридцатьвосьмым» «Вальтером», снятую мной с тела одного из немцев.

Лейтенант вцепился в кобуру, как утопающий в верёвку с берега. Потом поднял на меня глаза.

– А вы кто на самом деле, товарищ Василий?

– Боюсь, что на рассказ об этом у нас совершенно нет времени, лейтенант. – Сказал я и пошёл к дому, из которого как раз выходили, волоча объёмистые мешки, «палёный» и Семён.

– Там ещё чего осталось? – спросил я у «палёного».

– Да, ещё один мешок собрали. В горнице на столе стоит. Я повернулся к Семёну:

– Ну а ты, подкулачник («и откуда только слово это вспомнилось»), жить хочешь?

– Та, дядьку.

– Куда хозяин твой оружие, что у военных забрал, дел?

– Леворверт у сенцах на палице лежит. А винтари он у дровах захавал.

Войдя в сени, я действительно нашёл на полке кобуру с ТТ. Там же я нашёл большую шкатулку, в которой обнаружил «свои» часы и небольшую пачку советских денег, больше похожих размером на салфетки «клинекс». Забрав всё это с собой, я заскочил в горницу. Схватив со стола мешок, я уж было собирался покинуть негостеприимный дом, но заметил большую бутыль стоявшую в шкафчике. Действуя по принципу: «Нам теперь всё гоже!», я открыл шкафчик и свернул с бутылки пробку. Керосин! Первой мыслью было шваркнуть бутылку об пол, да и запалить хату, но осторожность взяла верх. Немцы могли не отреагировать на стрельбу, длившуюся буквально пару десятков секунд, а вот на полыхающую хату – скорее всего, отреагируют.

Выйдя на двор, я окинул взглядом «героическое войско». Судя по тому, что сержант у ворот не подавал сигналов тревоги, немцы пока не озаботились посылкой подмоги, да и вообще, пока не встревожились. Боец, вместе с Семёном, доставали из разваленной поленицы две «мосинки».

Я сгрузил бутыль и мешок на коляску, попросив лейтенанта крепко держать сосуд. Свистом и жестами я собрал участников мероприятия к мотоциклу.

– Так, начнём с противника. Сёмка, я бы на твоём месте, тут не задерживался. Три фельджандарма – это расстрел на месте! Так что, заховай тела, и бери руки в ноги. Родственники поблизости есть? – тот кивнул.

– Вы что же, хотите отпустить врага советской власти?! – взвился лейтенант.

– А что делать? Таковы обстоятельства.

– Ты!… Вы!…

– Товарищ лейтенант, давайте внутрипартийными дискуссиями займемся позже. Хотя бы в лесу! – злым голосом полуответил-полуприказал я. – Так, бойцы, слушай мою команду! Мы сейчас выдвигаемся в лес следующим порядком: мы с товарищем лейтенантом на мотоцикле, вы за нами пешком. Ну что, поехали! – и я топнул по кик-стартеру.

Когда ребята отправились за «довольствием», группа «террористов-надомников», как их окрестил Док, всё возилась с размещением «фугасов бочковых, ни разу не разливных». Семь кадушек никак не хотели влезать в мотоциклетную коляску. Мучения длились до тех пор, пока к делу не подключился Бродяга. «Опыт – сын ошибок трудных!» – говаривал великий поэт. Поэтому, с пару минут поморщив лоб, старый чекист вспомнил, где на этом мотике находится замок багажника. После успешной погрузки необходимого имущества мотоцикл стал напоминать транспортное средство кустаря-одиночки из какого-нибудь Вьетнама.