Александр Абрамов - Ной и его сыновья

Тот продолжал бессмысленно тянуть уже не кричащего (силы ушли), а стонущего от боли Хранителя.

Тигру это не понравилось.

Коротким прыжком он настиг Ноя, толкнул его, сбив с ног, но больше не нападал, видимо, решив оставить на потом. У него был миг — доиграть с первой жертвой. Схватив обмякшее тело зубами…

.. (Смотритель ощутил, что мертвое; Хранитель умер не от раны, но от шока)…

он стал мотать головой, и тело послушно моталось следом, а тигр отпускал его, катал по земле, хватал снова, бил передними лапами, отталкивал задними…

Тигр не заметил, как Ной исчез.

Смотритель не заметил, как Ной появился… Он встал рядом, взглянул поверх головы Смотрителя в окно, на разодранный труп Хранителя, тихо произнес:

— Я не смог ничем ему помочь.

— Я видел, — кивнул Смотритель.

— Что происходит, Гай? Ты же — Хранитель, скажи мне.

— Время и верно заканчивается, Ной. У всех и у всего. Но не у нас. Нам будет страшно. Нам будет трудно. Но это не наша доля — умирать сейчас. Мы пока погодим.

Остаток дня, вечер и начало ночи прошли за самым, как неожиданно выяснилось, трудоемким в жизни занятием — сохранением этой самой жизни. И относительной безопасности ее. Кто бы когда мог подумать, что лежать ничком на полу и дышать через мокрую тряпку — утомительное и тяжкое занятие? Смог только густел, все и вся покрылось серым налетом…

(род плесени?)…

тряпки на лицах оказались скверными фильтрами — высыхали и пропускали едкий горький воздух.

Люди надрывались в кашле, теряли сознание.

Положение выглядело критическим…

Ох уж эти относительности и неточности во временных расчетах! Ох уж это несладкое бремя «первопроходства» и «первооткрытий»!

Вернись Смотритель в Службу со своими нынешними…

(а не полученными при выходе в прошлое)…

знаниями о допотопной эпохе, тотчас принесенная им картинка будет расписана по минутам, зарешечена координатной сеткой, и не останется в ней ни одного «загадочного» момента. Загадочного для Службы, разумеется. Отработанный материал — в архив. Техникам — директива: налаживайте аппаратуру для еще более глубоких бросков. Грядущим Смотрителям…

(если кому-то зачем-то придется вновь выйти в допотопное время)…

будут вручены наиполнейшие знания и подробнейшее руководство к действиям. Ура!

Сладостные мечты отравленного угарным газом мозга.

Идущий ощупью…

(в переносном смысле)…

в кромешной тьме…

(без всякого переносного смысла, увы: света никто не зажигал, берегли воздух)…

Смотритель, не уверенный в следующей минуте, начал всерьез думать об аварийной эвакуации из этого опасного для жизни времени. Логика имела место; если эта — финал, если финал — не странствия Ковчега под ливнями Потопа…

(то есть точно — по Мифу)…

то на кой черт Смотрителю дожидаться такого финала? Нужен ли он Службе — задохнувшимся?..

Впрочем, мысли эти несли все же теоретический флер, потому что Смотритель — не только и не просто смотрящий, но, главное, — действующий персонаж любого Мифа Истории…

(действующий за кулисами его)…

а значит, не только имеет право, но и обязан вмешаться в ход Мифа, дабы он (ход) точно соответствовал ему (Мифу). Но вмешиваться, знал Смотритель, можно лишь тогда, когда понимаешь абсолютно точно: он (ход) ведет к слому, который изменит Миф. А до абсолютного понимания — ждать и гнать от себя вредные мысли, пусть даже и с теоретическим флером.

Минута…

Еще одна…

Дышать невозможно!

Не дышать — тоже.

Глаза не открыть — дымно…

Да и зачем открывать — что нового увидишь?

Если бы это время было кем-то уже исследовано…

(расписание по минутам, координатная сетка, ничего загадочного)…

то Смотритель знал бы точно, что и когда должно произойти. Для минимизации риска. Хотя смерть даже в насквозь изученном времени — явление крайне прискорбное, история Службы знает такие прецеденты. И со Смотрителями, и с техниками, и даже с туристами. Погибает человек по незапланированной нечаянности или по собственной глупости — это полбеды. Можно спасти, «отмотав» события на несколько минут назад и предупредив гибель. А если он был один и погиб без свидетелей? Приходится его искать в полной бескрайности, начиная с той точки в пространстве-времени, откуда он последний раз выходил на связь, или того хуже — с момента прибытия в «поле». А где искать Смотрителя? В районе пожара, о котором Истории пока неизвестно?..

На улице давно было тихо. Ни криков, ни стонов, ни кашля. Все живое берегло дыхание. Казалось, что мир за окном уже умер, как и положено сюжетом Мифа. Удивительно — жалко не было. Пропади все пропадом!

Как забавно (тот ли это термин?) начинает относиться к действительности человек, сражающийся с ней (с действительностью) за свою жизнь…

И все же слушал, слушал, слушал… (сквозь кашель собственный и всех членов немалой семьи Ноя)…

тишину за окном: а вдруг…

И вдруг…

Все-таки интуиция, шестое из десятка чувств, которыми должен обладать Смотритель, не подвела. Не зря он сконцентрировал все внимание на слухе. Тишина была нарушена какой-то низкочастотной вибрацией, усиливающейся с каждой секундой. Звук доносился откуда-то сверху. Смотритель собрался с силами, поднялся с пола, подошел, пошатываясь, к окну и распахнул его, не обращая внимания на протестующее мычание Ноя: он был странно уверен в правильности своих действий. Вибрация превратилась в низкий гул, это уже услышали все, подняли головы, заинтересованно смотрели поверх тряпок сощуренными слезящимися красными глазами. Смотритель взглянул на небо — оно было привычно серым, чуть темнее, чем всегда, из-за смога. Везде, кроме одного фрагмента, окрашенного в неожиданно розовый цвет.

— Что это? — просипел Ной, у которого еще остались силы на удивление.

— Это спасение. Спасение и гибель. — Смотрителю изо всех сил хотелось верить в то, что все именно так, как он и предполагает, иначе не имело смысла вообще верить во что бы то ни было.

— Хранитель… ты даже сейчас говоришь загадками… — Ной закашлялся.

— Тише. Береги дыхание. Уже скоро.

Он неотрывно следил за тем, как кусочек неба все розовеет и розовеет и эта розовость разрастается, увеличивается в размерах, дышит, пульсирует, живет. Он смотрел на этот свет и понимал, с какими чувствами моряки ловят глазами пляшущее пятнышко маяка во время бури.

Розовое пятно расплывалось все быстрее. Уже красное в середине, с начинающей проглядывать яркой белой точкой в самом центре красного и с серой рваной каймой по краям, оно занимало добрую половину неба. Ничего подобного никто из шумеров никогда не видел, и поэтому, позабыв про удушье, члены семьи Ноя сумели подняться, подойти к окнам и во все глаза следили за разворачивающимся в небе праздничным…