Александр Абрамов - Ной и его сыновья

Ох неспроста все это! Неспроста такая охрана, неспроста режим…

Пока он праздно размышлял, к ближней башенке со стороны города подъехал один из знакомых по отчету спутника самодвижущихся экипажей — громадная деревянная платформа на колесах, с чадящей трубой, торчащей из ящика на корме…

(видимо, там располагается двигатель)…

и неким подобием кабины спереди. В кабине сидел человек и энергично манипулировал рычагами: судя по количеству оных и по сосредоточенному лицу водителя, управлять такой повозкой — занятие не для ленивых. Дымливый тарантас с пыхтением остановился возле башенки, водитель вышел, и навстречу ему спустился охранник. Они быстро обменялись какими-то белыми карточками, Смотрителю видно было плохо, а оптику он выхватить не успел. Водитель заскочил в кабину, тарантас пыхнул черным дымом и двинулся по дороге прочь от города.

Так, значит, карточки…

Пропуска, ксивы, аусвайсы…

Зачем бы это? Город не похож на находящийся на осадном положении — нет заборов, стен, оружия.

Дисциплина?

Может быть…

Если так — то дисциплина удивительная: Смотритель наблюдает за этим районом долго и пристально и не видел никого, кто бы старался скрыться от соглядатаев на башнях. Все честно ходят, где положено, предъявляют, что надо, на заставах ни разу не возникало конфликтов по поводу того, что кто-то идет без пропуска…

Или это плата? Плата за вход и выход?

Все. К черту пустые гипотезы! Белые карточки — чем бы они ни были! — не единственная и, наверное, далеко не самая интересная загадка города, названия которого Смотритель, к слову, вообще не знает. Его работа — разгадать все загадки. Если он этого не сделает, значит, он профнепригоден, и ему не место не то что в допотопной эпохе, а даже в каких-нибудь ближних временах, о которых давно созданы устойчивые и общеизвестные Мифы.

Об этом нет не только устойчивых — вообще никаких. — Нельзя же всерьез ориентироваться на сюжет из Книги Бытия о Ное и его сыновьях! Он краток и темен, подробностей — кот наплакал, и даже внутри него есть противоречия. Например, в стихе девятнадцатом главы шестой сказано: «Введи также в ковчег из всех животных, и от всякой плоти по паре, чтоб они остались с тобою в живых; мужеского пола и женского пусть они будут…» А уже в стихе втором главы седьмой говорится иное: «И всякого скота чистого возьми по семи, мужеского пола и женского, а из скота нечистого по два, мужеского пола и женского».

Так сколько же он, Ной, загрузил?

Спросить бы того доктора, что так славно знает Книгу Бытия, сочетая ее тексты с действительностью, но — далеко доктор…

И это не единственная нестыковка.

А что до злости, так иногда бывает полезно на себя разозлиться. Мобилизует…

Мобилизованный Смотритель принял как непреложный факт, что сегодняшняя его задумка проникнуть в город и выяснить, как хотя бы он называется, есть цель дня, и не достичь ее — будет — проигрышем самому себе. А он любил у самого себя выигрывать.

Хорошо. Стимул появился. Самобичевание и самосожаление отошли на задний план, мысль закрутилась быстрее и эффективнее. Из сумки, из-под зелени был выкопан портативный терминал, очищен от налипших былинок, развернут, вызвана карта местности, составленная спутником…, Смотритель вгляделся в фотографию города и окрестностей, сделанную как бы с высоты птичьего полета. Регулярно расставленные пятнышки застав окольцовывали город, повторяя его неправильные очертания. Кое-где они стояли на ровной, открытой местности, кое-где — на горе, а некоторые — в лесу. Педантичные проектировщики прорубили между ними просеки, чтобы не было непросматриваемых зон. Все грамотно, не подкопаешься.

Смотритель усмехнулся: вроде древние люди, а вон как голова варит! — на паровиках разъезжают, дозорные пункты строят грамотно.

Он опять задумался, отвлекшись от терминала.

Древние люди…

Что раньше знали об этом времени? Представляли себе заросших полупервобытных прачеловеков, считающих верхом своих возможностей обжигание глиняного горшка и строгание палки с металлическим наконечником? Черт возьми, зря их считали столь уж наивными и неразвитыми! Оно и понятно — никто ведь не предполагал, что возможна жизнь длиной в пятьсот лет и более. За такое время каждый сможет научиться сотне разных умений и пятьдесят из них забыть, а в других пятидесяти достичь совершенства.

Смотритель попытался примерить на себя жизнь шумера-долгожителя…

Хотел бы он жить столько?

Наверное.

Смог бы?

Пришлось бы.

Году на трехсотом, вероятно, понимаешь, что жизнь тебе уже показала все, что могла, развлечения кончились, а смерть еще далеко. Не время ли заняться самосовершенствованием через самопознание? Меняются представления о таких понятиях, как «скучно» и «весело», «долго» и «быстро», «всегда» и «никогда». Или они изначально правильные?.. Просто Смотритель не может с микроскопической высоты своей супернавороченной, но такой короткой жизни понять все сразу и так, как следовало бы? Он не может думать, как шумеры? Не может ощущать жизнь так же, как они? Значит ли это, что он не сможет понять их? Не сможет с ними общаться?

Тьфу, наваждение!

Ну не морочатся же они, эти шумеры, в быту и повседневной жизни такими высокими философскими материями, которые настойчиво сейчас лезут в голову Смотрителю. Выгнать, выкинуть до времени…

(потом пригодятся)…

так что там на карте-то? Лес? Вот и отлично. Пойдем в лес. Этой же ночью.

План вырисовался как-то уж совсем вдруг, будто Смотритель параллельно думал двумя мозгами — одним философски страдал о продолжительности не своей жизни, а другим кумекал, как бы пробраться в город незамеченным и при этом использовать лес как естественное прикрытие. Поздравил себя внутренне: не прожил еще пятисот лет, а уже отрастил себе целых два уровня сознания, способных отдельно друг от друга функционировать. И тут же опустил себя на землю: не надо обольщаться, это совпадение, случайность. Гений не прописан в голове ремесленника от Времени, просто план с лесом и ночью настолько очевидный, что, во-первых, стыдно таким гордиться, а во-вторых, родиться он мог за секунду опять же ввиду своей очевидности.

Кольцо.

К ночи Смотритель дошел до леса.

Огромный, величественный, тяжко дышащий организм обдал Смотрителя волной запахов — пряных, кислых, резко-неприятных, гнилостно-влажных… Звуки леса, слышные еще на подходе, стали явными, близкими, различимыми. Шелест растений, крики неведомых зверей и птиц, гул насекомых…

Допотопная ночь.

Нелегкое время для жизни и работы…

Влажность повышается до каких-то немыслимых процентов, каждый вдох — работа, каждый выдох — не приносит облегчения, мозг соображает с трудом. А впереди еще часа три пешего хода по тропическому лесу…