Никита Сомов - Тринадцатый Император. Часть 1

– Тихо! – остановил я начавшуюся перебранку. – Кто-нибудь слышал, как тебе склад закрыть приказали? Говори! Нет? Сашка затравленно огляделся.

– Один я был. Но ведь приказал же! Приказал! Ей богу не вру, – вдруг распалился крепыш. – Хоть на кресте поклянусь, – и вправду достав из под рубахи нательный крест начал истово клясться он.

– Врешь! Христопродавец! Побойся бога! – вскричал купец и подскочив к Сашке рванул того за рубаху. Оба повалились на снег.

– Разнять! Быстро!

Нда, вот значит как. Купцы приказывают, а крайние у нас приказчики. Ну что сделаешь – не пойман, не вор.

– Значит так. Тебе, – я указал на Сашку, – пятнадцать лет каторги и потом на поселение в Сибирь. Раз твои слова никто подтвердить не может, и слышать ничего не желаю! – резко сорвал с губ приказчика уже почти сорвавшиеся мольбы о милости. – Тебе, – я указал на немного помятого недавней потасовкой купца, – тридцать тысяч штрафа за то, что за приказчиком уследить не можешь.

– Ой-е, – завыл купец… – Не казни государь, по миру пойду…

– Всё слышали? – обратился я к городовым. – Увести в полицейскую управу! Где портовое управление? Из толпы «невиновных» несмело вышли чиновники.

– Ну что толстобрюхие? Небось и слыхом не слыхивали что склады запирали? Я угадал? – оскалился я.

– Все так! Не вели казнить государь! – тут же упал на колени один, а за ним и другие чиновники.

– Ну что ж. Не знали, так не знали, – участливо сказал я. – Всякое бывает, – на испуганных лицах чинуш робко промелькнула надежда. – Ну а раз не знали, то какой же с вас спрос? За что же вас теперь наказывать? – не замедлил подкрепить их робкую надежду я. С минуту понаблюдав за самой откровенной радостью избежавших наказания подлецов я припечатал, – ну разве только за то что из-за вашего служебного несоответствия люди погибли.

– Александр Аркадьевич, голубчик, – отвернувшись от всё ещё ничего не понимающих мерзавцев, мягко обратился я к градоначальнику, – сделайте милость, а сошлите-ка их каторгу в Сибирь. Лет на пятнадцать. Само собой чинов, званий и наград надо лишить. И… да! Чуть не забыл! Будьте любезны половину имущества изъять в пользу казны. Не видали и не знали, хотя были должны, или знали да не донесли, тут мне без разницы, – отрезал я отчаянно взвывшему всем скопом портовому управлению, наконец осознавшему, что их ждет.

Возможно, кому-то показалось, что я стал похожим на одного из кровожадных тиранов прошлого. На этих страшных, классически-злобных диктаторов, которые с удовольствием забавлялись мучениями ни в чем не повинных людей. Должен заметить, что это не совсем верно. Почему именно компромиссное 'не совсем', а не твердое и решительное 'совсем не'? Да потому, что, забавляясь с портовым управлением, я испытал странное, непривычное удовольствие – мне было чертовски приятно играть с мерзавцами в кошки мышки, до последнего оттягивая оглашение приговора. Был ли я, в своем праве усугубляя мучения подлецов ложной надеждой или излишние страдания были ни к чему? Может быть, нужно было сразу выносить приговор?

Господи, да что за глупости! Конечно, я был в своем праве! Тряхнув головой, я решительно развеял все свои сомнения. В конце концов, излишнее морализаторство и преступная мягкость одного слишком образованного и гуманного императора (не будем показывать пальцем) как-то раз уже поставила мою Родину на колени. Так какие могут быть сомнения, когда господа, валяющиеся в снегу, явно попустительствовали случившемуся недавно преступлению? Попустительствовали жестокому убийству ни в чем не повинных людей? Да, за такое безо всяких сомнений карать надобно! И карать жестко, даже жестоко. Нечего миндальничать и надевать розовые очки. Как, впрочем, и нечего ронять сопли над каждой невинно-загубленной душой. Нужно без эмоций и нервов, спокойно (ну насколько это возможно) принять меры, чтобы такое впредь более не повторялось. Нет, погибших, конечно, жаль, но… множество несправедливостей случается постоянно. Ежечасно и ежедневно. Переживать и скорбеть по каждому удел монахов и схимников, а не мой.

Вынырнув из своих мыслей и осудив на Сибирь с частичной конфискацией, ещё с десяток человек и оправдав одного, я понял, что конца этому суду даже не видно.

– Александр Аркадьевич, думаю, вы и сами справитесь, – обратился я к внимательно наблюдавшему за мной столичному градоначальнику. – Чем руководствоваться при вынесении приговора вы поняли. Оставляю их в полном вашем распоряжении.

– Всенепременнейше, Ваше Императорское Величество, – склонил голову Суворов и добавил. – Если мне будет позволено заметить, то вам и вправду было бы лучше отдохнуть. На вас просто лица нет, – 'стоит ли так себя мучить, да ещё после недавно перенесенной болезни!' ясно читалось у него на лице.

Во дворец я вернулся только во второй половине дня. Да, съездил немного развлечься, нечего сказать! На пожар посмотрел!

Тем не менее, должен признаться, что поездка оказалась очень даже результативной и познавательной. К примеру, то, что простой русский мужик, находится в самом что ни на есть скотском и бесправном положении я знал. Но одно дело отвлеченно знать и совсем другое видеть… А ведь ближайшие десять лет особо к лучшему эти условия менять я даже и не собираюсь. Прикрывшись своими благими намерениями, я безучастно к страданиям народа буду думать лишь знаменитое 'Цель оправдывает средства'. Ну что ж пусть так. Пускай. И главное что в конце цели как обычно лежит банальное благо для всего народа, подумал я напоследок с сарказмом и, не раздеваясь, упал на кровать, заснув ещё в падении.

Едва проснувшись, я вспомнил свои планы на рыбалку, относящиеся, правда, к уже прошедшему вчера дню. Я поинтересовался у заспанного Владимира, как обстоят дела со сборами, и, получив неутешительный ответ. Императрица запретила из-за опасений за мое здоровье. В общем, правильно. Лучше раненых в больнице навещу и прослежу, чтобы Суворов дело до конца довел.

Я отложил туго набитую бумагами папку в сторону и, разогнув затекшую после многочасовой работы спину, с хрустом потянулся. Описание производственного процесса пенициллина, точнее чтение, замазывание и переработка целых абзацев окончательно меня вымотало.

'Сейчас поискать кандидатуру, которой можно поручить производство или всё же завтра?' – апатично думал я, ничего не видящими глазами уставившись в пламя камина. От моего утреннего задора, овладевшего мной, едва я случайно вспомнил о прадедушке антибиотиков, не осталось и следа.

'Наверное, лучше все же завтра. Сейчас уж больно в сон клонит,' – ответил я сам себе. Веки хоть спичками распирай, глаза сами собой закрываются. Вот только когда завтра? У меня ведь все распланировано на неделю вперед. Завтра, например, аудиенции едва ли не со всем кабинетом министров. Да и с Рейтерном разговор нам предстоит особый. Вообщем, сомнительно, что мне удастся выкроить часок другой. А послезавтра я хотел обязательно 'отсканировать' технологию электролиза алюминия с подробным описанием процесса. Сколько уже можно откладывать! Потом надо встретиться с теми, с кем не успею встретиться завтра. С семьей пообедать, в конце концов! Нельзя же в десятый раз подряд обед пропускать. Могут ещё моим душевным состоянием озаботиться. А мне их вмешательство ни к чему. И так уже утомили со своими попытками меня пошустрее женить… Встречу с французским послом тоже не отменишь. Небось опять речь о Российских долгах заведет… Вообщем, сейчас надо кандидата в русские Айболиты выбирать. Хотя за часок другой боле менее сносную персону отобрать с моей не варящей головой, это нужна удача. Большая удача.