Владимир Голубев - Побег в прошлое

На дружеской территории, недалеко от Курска, воины в отряде расслабились. Перестали одевать доспехи. Олег ослабил разведку. Люди из обоза позволяли себе останавливаться без команды. На Мышкина снова напала злость, и, на ближайшем привале, он устроил всем форменный разнос.

– У Петровича «критические дни», – шепнул Олег Никите.

– Бабу ему нужно срочно, а то он нас уже два часа…, – в тон ему тихонько засмеялся Никита, – ты посмотри, как командиры взводов его слушают! А сотники из гражданских? Это надо придумать, разбить эту толпу на сотни!

– Тсс… На нас смотрит.

На следующий день порядок улучшился, но доспехи никто не одел. Ближе к полудню, дорогу перегородили две сотни курских дружинников. Впереди ехал Олег, со своей тяжелой полусотней и десятком разведчиков. Мышкин держался во главе дружинников-варягов. В живых их осталось дюжина, но гонору хватало на сотню. Присутствие штабс-капитана, не позволяло им конфликтовать с остальными.

Мышкин скомандовал варягам надеть доспехи и поскакал в голову обоза. Дружинники поскакали за ним.

– Почему твои конники бездоспешные, – закричал Мышкин на Олега.

– Он меня уже достал. Целую неделю черная полоса, – заворчал Олег и отдал команду таким голосом, что его подчиненные не только надели доспехи, но и сменили коней. Болтовня прекратилась. Все застыли в ожидании.

В глазах курского воеводы Мышкин был смердом, возглавившим вольный отряд охранников, фактически никем. Присутствие в отряде, под командой смерда, дружинников-варягов удивило его, но не более. Свое трехкратное преимущество: две сотни курских дружинников, против полусотни Олега, отделения разведки и десятка, прискакавших с Мышкиным дружинников, он считал многократным. Сиволапые смерды против варягов, смешно.

Немного поговорив, для приличия, с дружинниками штабс-капитана, воевода приказал Мышкину, оставить полон ему, а самим ехать дальше.

«Этот дикарь раздает приказы!». Настроение у Мышкина и до этого было отвратительное. Он, не раздумывая, подал сигнал начала атаки для тяжелой кавалерии. Его дружинники оторопели. Они не верили своим ушам. До тех пор, пока мимо них, не проскакала в атаке, полусотня Олега.

– Вы что застыли! – в такой ярости Мышкина никто не видел раньше.

Что-то перещелкнуло в головах дружинников, и они поскакали в атаку, вслед за тяжелой кавалерией. Из хвоста колонны, по краю поля, уже неслась полусотня легкой кавалерии.

Воевода был сбит и растоптан одним из первых. Всего одной атаки хватило, чтобы куряне побежали. Безжалостный Мышкин направил вдогонку за ними легкую кавалерию и варягов. Никто не посмел возражать. Курских дружинников спасла река и мощные кони. Половина из тех, кто рискнул сунуться в реку, смог доплыть до другого берега. Оставшиеся куряне, сдались в плен варягам штабс-капитана.

– Спасли свои шкуры, – зло судачили конники-вятичи, с разочарованием пряча оружие. Олег считал, что пленных отпустят. Но Мышкин еще не успокоился.

– Раздеть. Оставить только исподнее. Руки в колодки. Бегом за лошадью. От сих, и до вечера. Кто упадет, десять плетей, – безжалостно приказал Мышкин, – этого плюгавого, кудрявого брюнета ко мне.

– Не так быстро. В исподнем и колодках. Я подожду. Подъехал Олег.

– Для кудрявого хватит колодок, – скомандовал он. Мышкин кивнул, подтверждая приказ.

– Хочешь проверить вероисповедание? – хмыкнул Мышкин.

– Молодец. Плохая улыбка лучше хорошей злости, – обрадовался Олег.

– Всё понимаю. Хочешь, возьми до Карачева команду на себя, – устало предложил Иннокентий Петрович.

– Петрович, ты, думаешь, я из-за курян расстроился? Мне тебя жаль. Ты сам на себя не похож. А по поводу командования ты прав. Отправляйся к Никите. Напейся хорошенько. А с кучерявым я сам поговорю.

– Я постою, послушаю.

– Поучись у молодежи, – довольно улыбнулся Олег, и отдал команду своим разведчикам, – приведите мне половца. Того негодяя, что своих предал, а на рожон не попал.

Разведчики притащили, довольного жизнью, половца, как будто он пасся в двух шагах от командиров. Привели брюнета. Мышкин с Олегом синхронно хмыкнули.

– Мы тебя отпускаем. Через неделю привезешь в Карачев по сто гривен серебра за каждого дружинника, и по пять гривен серебра за каждого из полутора тысяч карачевских рабов. Тех, что вы купили две недели назад у половцев. Если денег нет, приведешь рабов обратно. Опоздаешь, дружинников продаем вот этому половцу. У него потом выкупишь. А за остальными деньгами мы сами приедем в Курск. И с вашим князем разговаривать тогда не будем, пусть не ждет переговоров.

– Курск вам не взять, – подал голос кучерявый.

– Никто не собирается штурмовать Курск. Мы вас будем просто убивать. Ваша жадность обойдется вам боком, – подвел черту Олег.

Когда обоз подошел к Карачеву, Мышкин был трезв. Даже перегаром не сбивал с ног соседей. Никита впервые остался без запасов спирта.

Все оказалось не так мрачно, как виделось Мышкину. Запасливые жители Карачева отрыли свои кубышки, добавили к ним, привезенное из степи добро (часто не свое), и начали быстро восстанавливать подворья в городе. Дружинники в город, до сих пор, не прибыли. Возможно, князь решил не тратить силы на несчастливый Карачев. Порядок в городе, вынужденно, стал поддерживать Коробов. Он создал небольшую отряд стражников, скорее даже полицию. Те следили за порядком, пресекали захват чужой земли, Коробов надеялся, что кто-то еще вернется в город. Особенно строго наказывали кладоискателей. Вот здесь и проявилась политика двойных стандартов Коробка. Зная место хранения серебра в кремле, братья Коробовы сами произвели раскопки, сразу после ухода кочевников. Половцы или не смогли найти кладовую, или им помешал пожар. Серебро превратилось в громадные, бесформенные слитки, и его, явно, было гораздо меньше. Возможно, бывшая карачевская княгиня забрала в Брянск большую часть денег.

Из двух сотен, спасенных из рабства, жителей других мест, небольшая часть, довольствовались дареными лошадьми, и убыла в родные места, с попутными купеческими караванами. Большинство испугалось опасной дороги, договорилось с Коробовым о небольшом займе, стало работать на лесоповале.

Мышкина посадили под домашний арест. Светлана ограничила его передвижения, после попойки, знаменующей торжественную встречу победителей половцев. На нее пригласили взводных, и пьяная молодежь распустила языки. Всё предстало перед Светланой в преувеличенной, гротескной форме.

Мышкин был даже рад аресту, он получил формальный повод не участвовать в военных приготовлениях. Его психологический кризис не закончился.