Александр Плотников - Коридор

— Карл, к вам посетители, — начал от лица всех доктор Кох, — вы кого-нибудь узнаете?

Из присутствующих, кроме доктора и Отто, Карл никого не знал. Встретившись глазами с Отто, он махнул ему головой. На что тот подошел и протянул руку. Все остальные так и остались стоять на своих местах, не решаясь подойти, ожидая, когда их представят.

— Нет, вы знаете, наверное, нет, — Карл быстро вошел в свою роль, даже не заметив перехода. За последнее время он так свыкся со своим «воображаемым» образом, что грань между реальностью и вымыслом постепенно стала стираться. Как говорится, когда человек долго врет, со временем сам начинает верить в то, что говорит.

— Ну, тогда позвольте я. Хотя нет, — доктор сделав паузу, посмотрел на Отто. — Пусть лучше это сделает ваш друг.

Отто, немного смутившись, окинул взглядом окружающих, остановив его на докторе.

— А с чего мне, собственно говоря, начинать?

— С начала Отто, с начала, — шутливо подначил его Карл.

Обстановка начала разряжаться. Заулыбались все, кроме доктора Коха, который продолжал наблюдать за всеми этаким надзирателем.

— Это Рихард Кауфман, — начал Отто, указывая на самого высокого. Тот улыбнулся, подошел и протянул руку.

— Как поживаешь, старина?

— Спасибо, ничего.

Карл им так искренне улыбался, как будто бы действительно давно знал. И ему совершенно не надо было притворяться. От окружающих сейчас исходило какое-то теплое чувство поддержки, в которой он как никогда нуждался.

Отто тем временем продолжал по очереди представлять их Карлу.

— Пастор Теллер, — указал он на священника.

— Я очень рад, Карл, что все обошлось. Я за тебя молился.

— Спасибо, — это единственное, что из себя смог выдавить он. При всем его врожденном атеизме очень непривычно было слышать, когда кто-то на такие темы говорил серьезно. А особенно, когда это касалось лично его.

— Клаус Энгельхард, — сам с шутливой ноткой в голосе представился «капитан Немо». — Отто со своим молниеносным красноречием закончит представлять нас как раз к ужину.

Все еще раз засмеялись, окончательно сняв напряжение.

— Ну, а этого человека ты не можешь не помнить. Вы с ним вместе учились еще в летной школе. К тому же в тебе течет кровь, которую он сдал, когда тебя оперировали, — Отто многозначительно посмотрел на человека, замыкающего процессию, на которого Карл так скоропалительно повесил ярлык «ходячего стереотипа». Тот же стоял возле двери и, густо покраснев, топтался с ноги на ногу, не зная, куда деть бумажный сверток, периодически пряча его за спину.

Все застыли в ожидании реакции Карла, посматривая то на него, то на таинственного незнакомца, которого, по их мнению, он обязательно должен был помнить. Карл же, в свою очередь, окончательно расслабился. Доброжелательная атмосфера пробуждала веселое настроение. И он шутки ради ляпнул именно то, что у него вертелось на языке.

— Неужели Ганз?

На мгновение лица всех присутствующих замерли. Карл тут же в очередной раз выругал себя за неосторожность, дав себе слово об очередном обете молчания. Но то, что произошло дальше, выглядело, по меньшей мере, странно.

— Он меня узнал, он меня помнит, — Ганз подбежал и стал лихорадочно обнимать Карла. — Это тебе, — протянул он бумажный сверток, которым во время теплых объятий успел пару раз оприходовать по голове.

— Дружище, тебе крупно повезло, — заметил Клаус, — потому что здесь ровно половина посылки, которая пришла этому малому. Остальную половину пришлось делить на всех нас.

— Спасибо большое, но это… — Карлу вдруг стало неудобно принимать подарок от людей, которых он, по сути, не знал.

— Да ладно тебе, — не дал договорить ему Клаус. Судя по незакрывающемуся рту, он среди них был самым разговорчивым.

— Кстати, это правда, что ты совсем ничего не помнишь?

— Ну, в общем-то да.

— У меня к тебе тогда будет такая вот деликатная просьба, — лицо Клауса стало серьезным. — Это скорее даже не просьба, а так — его хождения вокруг да около зарождали мысль, что сейчас прозвучит что-то нелицеприятное.

— В общем, из тех пятисот марок, что ты у меня одалживал за неделю до того, как тебя сбили, можешь вернуть только четыреста. Остальное, как говорится, спишем на боевые.

— Да и мои сто тоже, — подытожил Рихард.

— «Ну и ну. Вот тебе и немецкая педантичность. Я еще не успел выписаться из этого „дурдома“, а мне уже счета предъявляют. А может быть, все гораздо проще. Этот оболтус заранее знал, что отсюда свалит, и наделал кучу долгов. Если я когда-нибудь встречу этого межвременного афериста, то, не задумываясь, утоплю в унитазе. Хотя о чем это я???» — Неожиданная развязка беседы вывела Карла из дебрей печальных финансовых размышлений.

Первым не вытерпел сам Клаус, начав истерически хохотать, прикрывая кулаком рот. Затем последовала реакция всех остальных. Смеялись все, даже пастор вместе с доктором Кохом.

Карл, потянувшись к подушке, тут же швырнул ее в Клауса. Но тот ловко увернулся, и удар пришелся по ничего не подозревающему Отто, который немного пожонглировав, умудрился не выпустить ее из рук.

— Уберите с тумбочки графин, — закричал Рихард, указывая на него пальцем.

Все никак не могли успокоиться, продолжая смеяться над розыгрышем, учиненным Карлу. Он же, в свою очередь, тоже не в силах злиться, вместе со всеми хохотал от чистого сердца.

— Вы видели выражение его лица, когда он подсчитывал сумму своих долгов? — не унимался Клаус.

— Ну, вы здесь общайтесь, а мне пора, — доктор Кох подошел к тумбочке и положил на нее картонную папку желтого цвета. — Полистайте это на досуге, думаю, вам это будет небезынтересно.

После ухода доктора Коха все еще больше преобразились, начав наперебой рассказывать Карлу последние новости, происходящие в полку и на фронте. Правда, добрая половина всего им услышанного так и осталась не до конца понятой по причине того, что он иногда просто не понимал, о ком или о чем идет речь.

— Техники, кстати, починили твоего «Фридриха» и даже добились у оберста разрешения не передавать машину вновь прибывшим, чтобы те ее не угробили до твоей выписки. Он, конечно, на них наорал для порядку, сказав что-то в своем духе: «Стране и так не хватает самолетов, а вы здесь решили боевую единицу застолбить за одним пилотом». И так далее… Но при всем его занудстве твой самолет так и остался стоять в ангаре. Оберст не нашел ничего умнее, как направить его на перепрофилактику. Так что техники потом сами не рады были, что подошли к нему с этой просьбой.

— Единственный человек, который остался в выигрыше, это ты. Потому что к твоему появлению в полку самолет будет таким же, как полгода назад, вышедшим с конвейера Братиславы.