Александр Плотников - Коридор

— Да, да. Я помню.

Из-за поворота показались очертания знакомого 3-го КП. Рядом со шлагбаумом стояло несколько офицеров, в одном из которых легко было узнать майора Бренеке. Машина остановилась метров в двадцати, не доезжая до шлагбаума, после чего Жан залез в бардачок и достал оттуда люгер Карла.

— Только, смотри, без глупостей, — произнес он, медленно протягивая пистолет. — А то далеко не убежишь, — в его руках появился черный английский Стен [21] Стен — пистолет-пулемет, состоящий на вооружении в английской армии во время второй мировой войны. , который он вытащил откуда-то из-под сиденья. — «Интересно, а как он там уместился?».

— Ну, все выходим, — похлопала его по плечу Мелен.

Пока Карл, аккуратно взявшись двумя пальцами за край затвора, пытался попасть пистолетом в кобуру, Жан непонимающим взглядом неотступно следил за каждым его жестом. И только когда тот, застегнув кобуру, стал стирать остатки копоти с пальцев, додумался посмотреть на свою руку. Быстро сообразив в чем дело, он тут же решил в отместку вытереть свою грязную ладонь о его китель.

— Мы уже не в подвале, — остановил его Карл, показывая взглядом на Бренеке, который стоял неподалеку, о чем-то беседуя с дежурным.

На Жана это подействовало, он опять полез под сиденье, достав на этот раз кусок ветоши. — «Я его, кажется, достал», — торжествуя, произнес про себя Карл. — «Ну, хоть одна радостная новость за последнее время. Спасибо вам, фельдфебель Хандорф».

— Прекратите ребячиться, — вмешалась Мелен. — Карл, выходи из машины.

Повторять дважды не пришлось. В мгновение ока он выскользнул из машины, после чего галантно помог проделать то же самое Мелен.

— Мое почтение, мадам, — приветствовал Шеф, когда они подошли к шлагбауму.

— Здравствуйте, Густав, — тут же кокетливо заулыбалась Мелен.

— Что-то в последнее время вы совершенно перестали нас посещать. Надеюсь, дело не в моей кухне?

— Нет, ну что вы. Скорее в моей неосторожности, — произнес он, поднимая вверх трость.

— А что с вами случилось?

— Да так, оступился, — отшутился тот, не желая вдаваться в подробности.

— Будьте осторожны, мне бы очень не хотелось потерять своего лучшего клиента.

В ответ на любезность Шеф расцвел, как ландыш, и от души прильнул к ручке Мелен.

— А что произошло с моим подопечным? — поинтересовался он, указывая на искореженное лицо Карла, для которого ссадины и синяки в последнее время стали нормой жизни.

— О, это отдельная история, — с восхищением произнесла она, — если в вашем полку все остальные пилоты такие же рыцари, как мой Карл, то война закончится совсем скоро.

— Что же он такого сотворил, что заслужил от вас такие похвалы?

— Вел себя, как настоящий джентльмен. И отстоял мою честь.

— Но вы, я смотрю, ему за это с лихвой отплатили. Смотрите, как он светится. Не хочешь, наверное, обратно в полк? А Карл?

Последние слова были адресованы Карлу, и он не смог промолчать.

— Конечно, нет, господин майор. Я даже готов еще раз этих мерзавцев повстречать. Вы бы видели, как она за мной ухаживала, двое суток от постели не отходила.

Не успел он договорить, как что-то острое впилось под правую лопатку. — «Надеюсь, на острие булавки не было ее яда, иначе я обречен». — Мелен между тем, продолжая мило улыбаться, свободной рукой принялась гладить Карла по плечу, вероятно, для того, чтобы тот не завопил от боли.

— Я не сомневаюсь, — совершенно не о том подумав, заулыбался Бренеке. — Но мы на войне, Карл, и об этом не стоит забывать.

— Да, господин майор.

— Карл, ты тут прощайся, а минут через двадцать зайди ко мне. И не забудь у дежурного отметиться.

— Хорошо, господин майор.

Попрощавшись с Мелен, Бренеке поковылял в сторону аэродрома.

— Не мог без самодеятельности?

— Это самая малость того, чем я мог отплатить за твою доброту. И вообще…

— Все, давай прощаться, — прервала его она. — Ты не забыл, что я тебе говорила?

— Нет.

— Ну, тогда я пошла. Если надо будет срочно встретиться, позвонишь в бар и скажешь, что соскучился. У тебя номер есть?

— Да, в блокноте.

— И не подведи меня, пожалуйста. Из-за того, что я тебе поверила, под удар стала вся наша организация, так что рискую не только я, но и…

— Я все понимаю.

— Тогда, — Мелен поцеловала его в щеку, — до скорого.

— Ну, так не пойдет. Мы же с тобой любовники, а не родственники.

Не дав опомниться, Карл тут же прильнул к ее губам. И уже через несколько секунд с сопротивлением было покончено. Для Карла этот поцелуй был особо приятен. И не только потому, что Мелен была мастерица своего дела, но по большей части из-за того, что, заглянув ей за спину, он увидел ревнивые глаза Жана, которые сейчас казались ничуть не меньше фар его «изящного» автомобиля.

— Береги себя, дорогой, — произнесла Мелен, выскальзывая из объятий, пока он еще чего-нибудь не отхлобучил. — Не забывай звонить.

Ее испепеляющий взгляд, который видел сейчас только он один, выражал совсем не то, что говорили ее нежные губки. Но Карлу на это было уже глубоко наплевать.

— Многое бы я отдал за то, чтоб очутиться в твоей шкуре, когда эта козочка резвилась с тобой, — нагло улыбаясь, произнес незнакомый офицер, который был никто иной, как капитан Фреш, начальник «Особого отдела» 26-го полка ПВО. Все это время он стоял в стороне. А когда Карл направился к базе, решил составить компанию.

— Не завидуй, это плохое качество. Вдруг еще сбудется, — спокойно ответил он вместо того, чтобы съездить наглецу по роже.

— Скажешь тоже, — еще шире заулыбался тот.

2 августа 1943 г.

Киль. Германия

— Черт, что они за машины делают? — в который раз выругался морской офицер в чине капитан-лейтенанта, сидящий за рулем. Коробка передач с диким скрежетом протестовала каждый раз, когда он пытался изменить скорость.

Карл о нем почти ничего не знал, кроме того, что звали его Пауль Шлибен и что он возвращался из отпуска на службу в Шербур, где сейчас в доке стоял его эсминец.

— Не огорчайся, старина, воюют они еще хуже, чем машины делают. Так что благодари господа, что тебе в трофей достался их автомобиль, а не подчиненные из какой-нибудь там Флоренции или Венеции.

А это отозвался его второй попутчик — Гюнтер Кляйн. Прошу любить и жаловать. Впрочем, любить его было довольно трудно, можно было только жаловать. И дело даже не в том, что из-за изуродованного осколками лица на него страшно было смотреть, а скорее, из-за характера, который был столь необуздан и резок, что лицо становилось лишь неотъемлемым дополнением «приятного образа». Именно ему-то Карл и обязан был тем, что возвращался в полк на машине, а не в переполненном железнодорожном эшелоне.