Андрей Ерпылев - Имперский рубеж

Он со стыдом вспомнил, что даже не знает, как ему отправить письмо: обычной почтой или через посольство. Не хотелось, чтобы конверт вскрывали липкие жандармские пальцы, щедро вымарывали черным неподходящие, по мнению цензора, строки…

«Надо будет спросить Иннокентия Порфирьевича, — подумал он, но в памяти всплыло их натянутое расставание в госпитале, и в душе колыхнулось раскаяние. — И извиниться заодно».

Он сложил письма в пухлую стопку и подровнял. Надо было сложить куда-то, но куда? За долгие месяцы он толком так и не обзавелся обстановкой. Да и много ли вещей у строевого офицера? Одежда, полка с книгами, разные мелочи… Взгляд упал на купленный еще вместе с Еланцевым кальян. Или как его там… чилим. Так ни разу и не раскуренный, лишь покрывшийся пылью…

На столе оставалось еще одно письмо, тоже вскрытое бдительным цензором, как и остальные, но так и не развернутое адресатом. От одного взгляда на летящий почерк, которым конверт был подписан, у Саши сжималось сердце. Сколько раз он бережно вскрывал такие же конверты, вдыхал легкий аромат, хранимый бумагой…

Не удержавшись, он и сейчас поднес конверт к лицу. Показалось ему или нет, но тонкий, едва уловимый аромат знакомых духов сохранился и сейчас, волнуя, будоража кровь.

«Что я теряю? — подумал он. — Почему я боюсь развернуть листочек? Почему? А вот возьму и прочту!»

Но знал, что не развернет и не прочтет. К чему будить призраки прошлого?

Рука, поднесшая к лампе письмо, слегка дрожала, но не отдернулась даже тогда, когда соломенно-желтое пламя с голубой каймой коснулось пальцев. Боль была сладка, как щемящая сердце светлая грусть.

Так и не прочитанная весточка из прошлого рассыпалась невесомым пеплом, но даже после этого в комнате продолжал витать чуть заметный аромат духов.

Аромат умершей любви…

— Поручик, — прапорщик Деревянко был удивлен, если не сказать большего, — к вам гость.

— Зовите, — буркнул поручик, спуская босые ноги с кровати на пол: уснул он уже под утро, несмотря на усталость, и проспал, судя по часам, не сутки, как намеревался, а всего ничего. — Хотя постойте. Там, случайно, не дама? А то я, понимаете…

— Да нет, мужчина… — окинул критическим взглядом соседа с ног до головы Матвей Опанасович. — Но накинуть что-нибудь на ваше, хм-м… исподнее, Саша, рекомендую.

Когда минуту спустя в дверь требовательно постучали, молодой человек выглядел прилично. Даже очень. Хотя парадный мундир не надевался с Пасхи и был, мягко говоря, не готов к выходу.

«Да и черт с ним, — досадливо подумал Александр, безуспешно пытаясь разгладить ладонью упрямую складку. — Что там за гость такой, что я перед ним должен быть наглаженным и прилизанным? Обойдется…»

— Войдите!

— Добрый день, — приветствовал его вошедший: высокий худощавый офицер королевской гвардии — алый короткий мундир, обшитый галуном наподобие гусарского, белая меховая шапка с пышным султаном (в такую-то жару!), синие с золотом рейтузы, лаковые сапоги.

— День добрый… — ответил Саша настороженно, пытаясь понять, чем же ему знакомо лицо афганца.

— Не узнаете? — знакомо улыбнулся офицер, снимая свой головной убор и водружая его на тумбочку у входа. — Оно и понятно… Виделись-то мы всего несколько минут.

— Вы?…

— Ну да, это я. Поздравляю вас, поручик, выбраться живым из такой передряги…

— Так вы — не перс?

— Ну вы же не афганец, хотя и были облачены в капитанский мундир пехоты Его Величества. Кстати, разрешите представиться — Фархад Али Джафар, джегтурэн [34] 34 Штабс — капитан (пушту). королевской гвардии, личный адъютант его королевского высочества принца Махмуд-Хана.

— Э-э-э…

— О! О вас, Александр Павлович, я знаю все, можете не представляться. «La noblesse oblige», [35] 35 «Положение обязывает» (франц.). как говорили древние. Можете, кстати, называть меня просто Федором Алексеевичем. Так меня звали друзья в Ташкентском пехотном Его Императорского Величества Алексея Второго училище. Которое я, как и вы Николаевское, закончил с отличием.

— Так почему же вы не в гвардии?

— Почему не в гвардии? Как раз в гвардии.

— Ну и чему же обязан?…

— Александр Павлович, — принял официальный вид гвардеец. — Я уполномочен пригласить вас во дворец Его Высочества.

— Зачем? — опешил поручик.

— Мой повелитель не любит пышных сборищ и кровавых забав, как его кузен, — склонил голову господин Джафар. — Но ценит храбрых людей. Я рассказал ему о вас, и он пожелал познакомиться поближе с человеком, оставившим почетную службу и отказавшимся от возможных благ в будущем ради помощи маленькой бедной стране, которой ему, возможно, предстоит править. Да продлит Аллах дни властелина нашего Ахмад-Шаха.

— Но я…

— Вижу, — критически окинул взглядом своего визави гвардеец. — Давайте поступим так: я вас оставлю в покое на часок, а… — он поглядел на свои щегольские наручные часы, — скажем, в тринадцать ноль-ноль буду ждать вас внизу. У меня авто — прокатимся с ветерком. Если вы не имеете других планов.

— Да вроде бы нет… — пожал плечами Бежецкий. — Я в отпуску еще несколько дней…

— Тогда договорились. — Офицер взял свою «папаху» под мышку и открыл дверь. — Не задерживайтесь, пожалуйста, высочайшая особа, как-никак…

— А почему не через главный вход?

Офицеры только что миновали какую-то сторожку, более подобающую фабрике или овощехранилищу, и шагали теперь по узкому проходу между кирпичными зданиями без окон, еще более придающими «тылам» дворца Махмуд-Хана сходство с чем-то производственным или торговым. Людей им навстречу попалось всего двое, да и охрана на входе оставляла желать лучшего — двое вооруженных лишь пистолетами в кобурах гвардейцев в камуфляжной форме российского образца (да и происхождения, вероятно, российского).

— Ну, мы же с вами не высокие персоны, — сверкнул из-под усов белоснежными зубами «Федор Алексеевич». — Таким, как мы, лучше быть незаметными. Вы ведь, в бытность свою в Санкт-Петербурге, не ломились в Зимний дворец с парадного подъезда?

— А где охрана?

— Зачем? — пожал плечами гвардеец. — Принца любят в народе… И к тому же один Аллах знает, кто из кузенов будет выбран королем своим преемником, когда настанет его час.

— Но Ибрагим…

— Ваш сиятельный друг, — снова улыбнулся Джафар, — уже сам провозгласил себя будущим королем и окружил сановниками. Вряд ли это нравится Его Величеству, но пока он не подает вида. Пока, — многозначительно добавил он. — Почему же мой повелитель должен следовать примеру кузена? Кстати, мы почти пришли.

«Производственный пейзаж» вокруг наконец сменился более присущими Востоку строениями. Провожатый провел Сашу по нескольким лестницам и коридорам, с каждым разом все богаче и изящнее украшенным, и наконец оба остановились перед высокой дверью из какого-то ценного дерева, покрытой затейливым орнаментом и украшенной серебряными инкрустациями.