Юрий Нестеренко - Юбер аллес (бета-версия)

- What a mistake? - недружелюбно буркнул Юрий. Он тоже говорил по-английски.

Удивительное дело: Власов полагал, что после первых любезностей зарубежному гостю присутствующие все же перейдут на свой язык, а американец будет тихо сидеть в углу и слушать, что шепчет ему на ухо добровольный переводчик. Но нет! Эти люди не только при обращении к западному корреспонденту, но и между собой изъяснялись теперь на английском. Фридрих заметил, что кое-кто из них - очевидно, из числа пришедших "с улицы" - все же не знает заокеанского наречия; эти сидели с видом растерянным и глуповатым, не решаясь переспросить на родном языке. "Театр одного зрителя", - брезгливо подумал Власов.

- Ошибка в том, - сказал он вслух, - что вы не обосновали необходимости демократии.

- То есть как? - Юрий настолько опешил, что сказал это по-русски. - Я, разумеется, понимаю, что всякие замшелые нацисты ее ненавидят, - продолжал он уже на языке Линкольна. - Но разве здравомыслящим людям надо доказывать?..

- Как раз здравомыслящим людям и надо доказывать, - заверил его Фридрих, продолжая странный русско-английский диалог. - Этим они отличаются от фанатиков.

- Если вы отрицаете базовую ценность демократии, то о чем вообще... - сердито начал Игорь, но Эдик быстро перебил его:

- Все в порядке, мы открыты для дискуссии.

Похоже, эта фраза предназначалась Рональдсу.

- Я ничего не отрицаю, - заметил Фридрих. - Я лишь хочу убедиться, что ваша позиция действительно аргументирована лучше официальной.

- Давайте определим аксиоматический базис, - солидно начал Юрий. - Вы признаете, что свобода - это величайшая ценность?

- Если свобода - величайшая ценность, отсюда еще не следует необходимость демократии, - усмехнулся Фридрих. - Величайшие ценности обычно не вручают всем подряд и задаром, не так ли? Но определимся сперва с понятием "свобода". Свобода от чего и свобода для чего?

- От тирании. Для самореализации и выбора своего пути.

- Хорошо, - кивнул Власов. - Предположим, вас высадили посреди безжизненной пустыни и оставили там в одиночестве. Очевидно, вы свободны при этом от всякой тирании, кроме разве что тирании физических законов, отменить которую не в силах даже Конгресс США. И ничто не мешает вам выбрать какой угодно путь. Но вряд ли такая свобода вас обрадует? Или, скажем, вы летите на самолете, и тут пилот бросает штурвал и предлагает вам самореализовываться и выбирать путь вволю...

- Это софистика, - поморщился Эдик, - вы выбираете заведомо некорректные примеры...

- Если пример опровергает общий принцип, некорректен принцип, а не пример, - возразил Фридрих. - И что тут такого некорректного? Почему-то все согласны, что управлять самолетом или делать хирургическую операцию должны профессионалы. Причем если и прислушиваясь к чьим-то советам, то только своих не менее грамотных коллег, а не пассажиров и родственников больного, решающих голосованием, какой рычажок повернуть и где проводить надрез. Но при этом считается, что управлять государством может кто угодно, опираясь на мнение еще более некомпетентного большинства. Насколько я помню, это совпадает с ленинским тезисом о том, что государством может управлять любая кухарка. Это же большевизм, господа! - Власов повысил голос.

Публика всколыхнулась. Власов почувствовал, что внимание вновь обращено на него - и оно, скорее, одобрительное. Похоже, здесь любили широковещательные заявления.

- Никто и не говорит, что каждый шаг правительства должен определяться всенародным голосованием, - нашелся Эдик. - Как тут уже было сказано, ставки налогов не выносятся на референдум. Пассажиры, если пользоваться вашей аналогией, выбирают пилотов и прокладывают курс, а уж какие конкретно кнопки нажимать - дело экипажа.

- Ну да, выбирают пилотов - по тому, на ком лучше сидит галстук и кто говорит более внушительным голосом. Очевидно ведь, что грамотно выбрать среди профессионалов может только профессионал! А что касается прокладки курса, то, могу вас заверить как специалист, штурманская работа требует не меньше квалификации, чем пилотская. Особенно учитывая, что в нашей аналогии самолет летит в неизведанное будущее и никакие диспетчеры не передают его друг другу. А представим себе, что самолет попал в турбулентность, его начало трясти. В салоне сразу крики: "Ах, эти горе-летчики не умеют вести машину! Давайте срочно менять экипаж!" Как раз тогда, когда экипажу надо выводить машину из критической ситуации и ни на что не отвлекаться...

- Вы снова подменяете понятия, - с наигранной усталостью произнес Эдик, - пусть конкретный курс прокладывает штурман, пусть. Народ определяет курс в самом общем виде, так сказать, выбирает аэропорт назначения...

- А тут и выбирать нечего. Он, я полагаю, у всех один. Любой народ хочет процветания, безопасности, возможности хорошо работать и хорошо отдыхать. И, наконец, люди хотят гордиться собой, своим обществом и своей страной. Разве не так? Может быть, мистер Рональдс хочет сказать, что американцы чего-то из этого не хотят?

- В систему американских ценностей входит свобода! - заявил Майк, когда ему перевели вопрос Власова. Фридрих покосился на журналиста: похоже, тот чувствовал себя не в своей тарелке. Судя по всему, он ожидал, что станет главной фигурой на этом сборище. Вместо этого ему пришлось сидеть в углу и слушать чужие разговоры на непонятном языке. Но американец, судя по упрямому выражению лица, не собирался легко сдаваться. Власов даже ощутил нечто вроде уважения к этому не слишком приятному типу. Однако, щадить его он тоже не собирался.

- Мы ведь уже убедились, что свобода сама по себе, в отрыве от цели и обстоятельств, лишена смысла и может быть попросту смертельно опасна, - покачал головой Фридрих. - Свобода, как, впрочем, и ее ограничения, имеют смысл лишь в той степени, в какой способствуют или препятствуют достижению цели. Которая, как я уже сказал, задана.

- Люди хотят разного, - Майк втягивался в разговор. - У каждого - своё понимание счастья. Нацисты же хотят дать одно счастье для всех. Этот ваш общий аэродром.

- Как интересно! - Власов не скрывал сарказма. - Не ваша ли культура стандартизировала желания граждан до крайности? "Если это хорошо для Джона Смита, это хорошо и для всей Америки!" - ваш любимый рекламный лозунг. Вы едите одно и то же, пьёте одно и то же, смотрите одно и то же. Вы до такой степени хотите одного и того же и до такой степени одинаковы в этом, что у вас появился нездоровый интерес к людям, отличающимся от вас хоть чем-то. В основном - к преступникам, уродам, сексуальным извращенцам. Те воспользовались этим и быстренько сели вам на шею...

- Э, нет! Америка - это всё-таки не Франция, - ляпнул Рональдс и тут же сообразил, что сказал лишнее.