Юрий Нестеренко - Юбер аллес (бета-версия)

- Между прочим, от этих песен я тоже не в восторге, - пробурчал Фридрих и отхлебнул чаю. - Не с музыкальной точки зрения, конечно...

- А потому, что они пропагандируют любовь, то есть столь презираемое тобой неразумное поведение, - подхватил Эберлинг. - А ты лучше подумай - многого ты добьешься от солдата, пропагандируя ему разумное поведение? Сам сегодня говорил - военные песни апеллируют к эмоциям. Почему? Потому что солдат глуп и не понимает доводов разума? Нет! Потому что доводами разума невозможно убедить его отдать жизнь. Любая потеря для человека - это потеря лишь какой-то части его мира. Потеряв жизнь, он теряет весь мир. Часть всегда меньше целого. С рациональной точки зрения жертва жизни никогда не оправдана. Поэтому да, ради твоих высоких идеалов нужно превращать человека в низменную нерассуждающую скотину.

- Жизнь, так или иначе, конечна... - начал отвечать Власов, и в этот момент у него зазвонил целленхёрер.

Фридрих поспешно вытер пальцы салфеткой и выхватил трубку. Звонил шеф.

- Это Клаус Ламберт, - сообщил Мюллер без предисловий.

- Когда и куда? - спросил Власов столь же лаконично.

- Завтра около полудня в Москву.

Фридрих похвалил свою интуицию: значит, все-таки не в Бург. Он хотя бы находится в правильном городе, и время еще есть.

- И знаете, что самое скверное, мой мальчик? - продолжал шеф. - Не то, что я узнаю об этом только сейчас. А то, какими окольными путями мне пришлось это узнавать. Словно речь о тайном визите какого-нибудь американского генерала в Афганистан.

- Он знает об угрозе теракта?

- Он не станет слушать без очень веских доказательств. Сочтет это провокацией врагов, которые хотят сорвать его визит.

- Значит, моя задача...

- Как минимум, добыть эти доказательства. Как максимум, разумеется - ликвидировать угрозу, как таковую.

- Йошка Фишер знал об этом визите, как минимум, за две недели, - вспомнил Фридрих. - Не знаю, насколько подробно, но знал. Надо прошерстить сотрудников "Либерализирунг".

- Этим уже занимаются. Но, похоже, глухо. Видимо, что-то знал только Фишер и, возможно, его убийца.

"И они на удивление своевременно умерли", - достроил Власов очевидную мысль, а вслух спросил:

- По этому убийству тоже ничего? Полиция, как я понимаю, его уже закрыла, но наши...

- Увы. Пока никаких зацепок.

- Что-нибудь еще, что может мне помочь?

- Сообщу, как только узнаю. Оставайтесь все время на связи. И будьте осторожны.

Смысл последней фразы Мюллера, обычно не демонстрировавшего большой заботливости, был очевиден: не повторите ошибки Вебера. Да, сомнений в том, что Рудольф погиб, расследуя ту же тему, практически не оставалось...

- Шеф? - осведомился Эберлинг, когда Власов убрал трубку. Фридрих кивнул, ожидая, что сейчас целленхёрер запоет и у Хайнца. Но Мюллер почему-то медлил сообщить Эберлингу новости о потенциальной жертве Зайна, так что Власов сам пересказал другу новости.

- Значит, все-таки Ламберт... - задумчиво пробормотал Хайнц. - И, конечно, визит согласован с Мосюком. Не рейсовым же самолетом он прилетит. Чем он уломал Дядюшку Лиса, хотелось бы мне знать... Знаешь, я, пожалуй, еще блинков возьму. Хороши, tscherti!

Фридрих, еще не покончивший со своей порцией, рассеянно кивнул и погрузился в раздумья. Итак, предположим, Вебер знал об этом визите. И узнал не по каналам в Управлении - во всяком случае, не по официальным, раз сам Мюллер был не в курсе - но и едва ли от Йошки Фишера, по крайней мере, напрямую. Возможно ли, что информация главреда "Либерализирунг" каким-то образом попала к его коллегам из "Свободного слова", к чьим делам Вебер как раз проявлял интерес? И которыми сейчас, кстати, активно занимается ДГБ в связи с делом Грязнова... а может быть, наркотический след - это только повод? Если ДГБ играет против Управления...

- Scheiße! Alle Teufel! Полиция! - последнее слово Эберлинг выкрикнул по-русски.

Фридрих резко повернул голову; рука нырнула во внутренний карман за "стечкиным". Впрочем, стрелять пока, кажется, было преждевременно. Хайнц стоял перед блинной избушкой растерянный и злой, но непосредственная опасность ему, похоже, не угрожала. Власов быстро стрельнул глазами по сторонам - все еще не понимая, как и прочие свидетели происшествия, что произошло - и в два прыжка оказался рядом.

- В чем дело?

- Бумажник сперли! Прямо из кармана! Полез расплачиваться, и... Всегда знал, что с этими русскими...!

- Там было что-то важное? - быстро перебил Фридрих, подразумевая под этим что-либо секретное. Конечно, документы в бумажнике не носят, но, возможно, какая-нибудь карточка...

- Ничего, если для тебя не важны две тысячи марок, - огрызнулся Эберлинг. - То есть рублей, конечно...

Фридрих окидывал цепким взглядом толпу вокруг, в которой происходили волнообразные движения: любопытные проталкивались к месту происшествия, сообразительные, наоборот, пятились прочь, не желая иметь дело с полицией. Мог ли среди этих пятившихся быть и вор? Скорее всего, он был таков еще раньше...

- Ты уверен, что нам стоит вмешивать полицию? - тихо спросил Власов, но заливистая трель свистка уже не оставила выбора. Сквозь поспешно расступавшуюся толпу к ним с решительным видом направлялся русский страж порядка - усатый, слегка полноватый, лет под пятьдесят. Услышав первые же слова Эберлинга, он отдал по рации какое-то распоряжение, состоявшее главным образом из кодовых цифр, а затем обратился к потерпевшему:

- Давно?

- Да буквально только что! Несколько минут назад я платил за порцию блинов, сейчас вот хотел взять вторую, - эти блины, уже подготовленные продавщицей, сиротливо стыли на прилавке избушки, - полез в карман, и...

- Господа, прошу никого не расходиться! - громко выкрикнул полицейский. - Выход с фестивалая все равно уже перекрыт! Вы уверены, что бумажник украден? - вновь обратился он к Эберлингу. - Может, вы просто сунули его не в тот карман? Проверьте.

Фридрих оценил профессионализм. Лучше сначала организовать оцепление, а потом разбираться, не ложный ли вызов, чем из-за промедления упустить преступника.

- Уверен, проверял уже... - Эберлинг еще раз по очереди сунул руки в карманы куртки и брюк. - Вот здесь он лежал...

- Ты что же, держал бумажник в наружном кармане? - понял Фридрих. - Ну знаешь, это же азы - все важное только во внутренних, тем более в толпе...

- Да, в такой вот толчее они и работают, - подтвердил полицейский. - Смотрят, как кто покупает, куда потом кошелек кладет. И вынимают так ловко, что человек и не почувствует. Секунда-две - и ищи его свищи.Особенно иностранцев любят, те беспечнее и часто богаче. Совсем у мерзавцев совести нет, позорят нас перед заграницей...

- Да вот и я как-то расслабился, - оправдывался Хайнц. - Голова другим была занята, ну и сунул в карман на автомате...