Юрий Нестеренко - Юбер аллес (бета-версия)

Мне же была предложена должность его личного адъютанта. Формально для офицера в звании хауптмана и должности командира эскадрильи это был большой карьерный взлет. Фактически же мне предложили стать одновременно шпионом и надзирателем триумвирата при человеке, превращающемся в ничего не решающую куклу. Подобная роль была категорически несовместима с моими представлениями как о дворянской, так и об офицерской чести, не говоря уже о том, что она лишала меня возможности вернуться к летной работе..."

При всем своем разочаровании в былом кумире Фридрих знал, что, говоря о своем стремлении обратно на фронт, князь не лукавил. Незадолго до этого командиру Виттгенштайна стоило большого труда уговорить его взять отпуск и уехать в Растенбург, чтобы получить награду из рук фюрера (тоже, очевидно, "со смешанными чувствами"). Князь опасался, что за время его отсутствия двое других прославленных пилотов, Лент и Штрайб, могут перегнать его по числу сбитых самолетов. Впрочем, очевидно, Виттгенштайн вполне согласился бы и на штабную должность - и даже рассчитывал на таковую, принимая участие в заговоре - но только не при Гёринге, где отныне уж точно нельзя было стяжать никакой славы, а при ком-то, реально определяющем судьбы Райха. И именно отсутствие соответствующего предложения и стало корнем его дальнейших обид...

"Прежде чем рассказывать о дальнейшем, отмечу ещё одно условие, который поставил этот человек триумвирату: никто из триумвиров не должен был сосредоточивать в своих руках единоличную власть. Ему позволили ощутить, что он отстоял это требование в трудной борьбе (уступив в некоторых других пунктах), хотя на самом деле оно соответствовало изначальным договоренностям триумвиров, сошедшихся на том, что им удобнее и проще будет поставить на это место фигуру второго плана.

В этой ситуации Дитль также повёл себя умно, точнее сказать - хитро. Вовремя сообразив, что, скорее всего, все сойдутся на той персоне, которая появится последней, он совершил красивый ход - покинул Берлин, вернувшись в свои снега. Это был уже второй перелёт, который он совершал, но не в Берлин, а из него.

Пятого сентября, наконец, было сделано официальное сообщение о гибели фюрера и ещё полутора десятка человек из числа первых лиц государства. Особняком прошло сообщение о смерти Гёббельса. О полном списке жертв Сентябрьских убийств спорят и сейчас. Могу лишь сказать, что это должен быть очень длинный список.

Пятого же числа Дитль совершил тот самый знаменитый..." - страница закончилась.

Следующей была не 404-я, а 406-я страница.

"...предпочту отправиться обратно на фронт, где смогу принести больше реальной пользы Райху и народу Германии, нежели служа ниткой для марионетки.

После этого я ожидал всякого - в том числе и того, что Дитль решит меня уничтожить. Но я не мог и подумать, что он и в самом деле меня отпустит обратно. В конце концов, я знал смертельно опасные вещи. Вместо этого он сказал: "Хорошо, я уважаю ваше решение. Вы могли бы понять, что я не могу сейчас избавиться от этого жирного борова. Это политика. Но если вы не готовы поступиться личными амбициями ради интересов общего дела - не смею вас задерживать". Кажется, именно в этот момент я понял, что он не рассматривает себя как "Хансвюрста", как его называл Йодль, или "временную техническую фигуру", по несколько более деликатному выражению Канариса - он думает о реальной власти. И уж, конечно, сам никакими амбициями поступаться не собирается.

Через много лет, окидывая взглядом прошедшее, я думаю: возможно, я допустил ошибку, не согласившись быть теневой фигурой в министерстве? В конце концов, самому Дитлю удалось - хотя и огромной ценой, о которой я уже говорил и ещё буду говорить впоследствии - искусно лавируя между разными силами, подчинить себе триумвират и стать тем Райхспрезидентом, которого мы знаем. К добру или к худу, мой позвоночник слишком негибок для того, чтобы долго стоять в полусогнутом положении.

Но тогда я был, признаться, взбешён. Участие в заговоре должно приносить победу или смерть, но не возвращение на прежнее место, в том же звании и должности. Я принял это, но не смирился. Более того, я надеялся, что после избавления от Гёринга - чего я наивно ожидал ещё долгое время - обо мне вспомнят.

Увы. Именно Гёринг стал той точкой опоры, благодаря которой Дитль сумел перевернуть ситуацию.

Разумеется, Эдвард Дитль вполне разделял те чувства, которые мы все питали к этому человеку, предавшему наше дело и доверившихся ему людей. Однако, марионетка на престоле - впрочем, престол ещё следовало создать! - и опальный, но все же не растерявший окончательно связей и влияния партийный лидер нашли общий язык. Один хотел получить верховную власть, другой - выжить и вернуть себе хотя бы часть былого влияния.

Даже когда Дитлю удалось провернуть афёру с райхспрезидентством, одновременно аннулировав и волю Хитлера, и решения триумвирата о коллективном руководстве, он продолжал держаться за Гёринга. Только в 1945 году, после подписания Женевского договора, он решил, что старый предатель ему больше не нужен. Однако и тогда он не стал его уничтожать, хотя и отнял у него, наконец, министерский пост.

Должен сказать: неопределённость, воцарившаяся в результате "полуотстранения" Гёринга - который формально продолжал оставаться имперским министром авиации, самым роковым образом отразилась на наших военных действиях. Отсутствие легитимно действующего начала, отступление от фюрерпринципа, пусть даже отчасти оправданное политическими соображениями, неизбежно ведёт..."

Власов сменил страницу - времени на чтение почти совсем не осталось.

"Даже смерть Гёринга в 1946 году сопровождалась официозным некрологом весьма двусмысленного свойства, из которого при желании можно было вычитать намёки на нездоровый образ жизни покойного. На партийных же политинформациях прямо говорилось, что Гёринг умер от обжорства и пьянства. Некоторые поговаривали о самоубийстве на почве алкоголизма - и эти разговоры никто не останавливал.

Теперь я должен сказать несколько слов о политике триумвиров. Обычно им ставят в заслугу "гениальное" решение восточного вопроса. На самом деле оно было тривиальным: прекратить радикальную политику Хитлера по отношению к русскому населению. Не спорю, это была разумная мера. Отчасти разумной была и опора на русские антикоммунистические силы. Однако, создание Райхсраума и независимой - хотя бы формально - России было очередной преступной ошибкой, ибо противоречило предначертаниям самой истории. Задача германизации славянских земель могла быть решена лишь путём продолжения политики Тевтонского Ордена, разумно изменённой и приспособленной к новым условиям..."