Михаил Ахманов - Флибустьер. Магриб

– Значит, так, джентльмены: направляемся к городским воротам и ищем беленую постройку, расписанную синими узорами. Думаю, парни Кука уже навели там порядок и поджидают нас. Помолитесь, чтобы Шейла, Уот и все остальные были живы и не лишились ни глаз, ни рук, ни ног.

На три секунды воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом волн и далекими воплями, что доносил из города ветер. Потом Абдалла провел по лицу ладонями, соединил их перед грудью и склонил голову. Боцман произнес:

– Хрр… Кажется, мы помолились, капитан. Если Бррюс поймал Каррамана, ты мне его отдашь?

– Отдам, – пообещал Серов.

Усадьба Карамана стояла в пальмовой рощице, протянувшейся по обе стороны дороги. Этот тракт шел от городских ворот в глубь острова, и в отдалении виднелись другие дома, выстроенные в мавританском стиле, с навесными галереями и стрельчатыми окнами. Вероятно, то были поместья других пиратских главарей и перекупщиков награбленного, носившие следы быстрого штурма и безжалостной расправы с их обитателями, женщинами и слугами: где взорваны стены и выбиты ворота, распахнуты окна и двери, а где еще бушует огонь, пожирая валявшиеся во дворах и на галереях трупы. Район богатых особняков отделяла от городских предместий каменистая пустошь, заваленная мертвыми телами, но уже не женщин и слуг, а воинов, едва успевших дотянуться до оружия. Их было сотен пять или шесть, многие – с переломанными ребрами и черепами, расколотыми ударом копыт; несомненно, тут прошла конница Ордена, а за нею – пехота, добившая выживших. Домишки горожан, лепившиеся к крепостной стене, пылали, источая сизый дым, ворота, ведущие в касбу, были распахнуты настежь, и около них стоял отряд мальтийцев, пикинеры и мушкетеры. На дороге тоже лежали мертвецы, и пираты, и люди иного звания – валялись среди перевернутых тележек с фруктами и овощами, дохлых ослов и расколотых глиняных кувшинов.

В сравнении с этой картиной смерти и бедствий, дом Карамана казался оазисом покоя и тишины. Направившись во двор вместе со своей свитой, Серов увидел дюжину корсаров, сидевших в тени под пальмами, и полтора десятка служанок и слуг, закутанных в бурнусы, хаики [88]и покрывала – эти жались в углу, бросая на страшных пришельцев испуганные взгляды. Ни Шейлы, ни людей Уота Стура, ни каких-либо других невольников тут не нашлось, и, осознав этот факт, Серов нахмурился и помрачнел. Может быть, они в доме?.. – мелькнула мысль.

При появлении капитана пираты поднялись. Трое были давними знакомыми – Жак Герен, Мортимер и немой Джос Фавершем; имена и прозвища остальных, пришедших в последние месяцы, смешались в памяти Серова.

– Где? – выдохнул он, чувствуя, как пересохло горло. – Где наши?

– Прах и пепел! Нет никого, капитан! – зачастил Мортимер. – Ни Хенка, дружка моего, ни Тиррела, ни Уота, ни других парней! Яма на заднем дворе пустая и…

– Заткнись, – сказал Серов. – Пусть говорит Жак.

– Пустая яма, сэр, – повторил Герен. – Здоровая такая, двадцать рыл можно засунуть, но пустая. Был тут кто из наших, не был – пока непонятно. Эти – он кивнул в сторону слуг, – только по-своему балабонят. Но дом мы обыскали.

– И что?

– Не похоже, чтобы здесь держали женщину, знатную леди вроде нашей Шейлы. – Герен опустил глаза. – Я сожалею, капитан… Глупцы твердят, что женщина на корабле не к добру, но она… она приносила нам удачу. Еще когда была мисс Шейла Брукс.

– Мы ее веррнем, – прохрипел боцман за спиной Серова. – Ее, Уота и его рребят! Всем саррацинам пустим крровь, а веррнем!

Серов скрипнул зубами и на мгновение закрыл глаза. «Веррнем! Веррнем!» – звучало у него в ушах, било в виски, словно вопль попугая. Вернем, произнес он про себя, стараясь успокоиться, и поднял взгляд на Герена:

– Где Брюс? И чем он занят?

– В доме, капитан. Беседует с управляющим этого гадючника. А парни… хмм… ну, шарят в комнатах.

– Хрипатый и ты, Абдалла, пойдете со мной. Остальные могут передохнуть.

Серов повернулся и зашагал к арке входа, украшенной синими цветочными узорами. Просторная комната за ней носила следы тщательного обыска и вдумчивого грабежа: у стены стопкой составлены серебряные подносы, рядом – кувшины из того же благородного металла, небольшая шкатулка с монетами, забитый тканями сундук, сваленные грудой сабли и пистолеты, несколько свернутых ковров. Около этого добра стоял на страже Алан Шестипалый.

– Неплохо, – пробурчал Хрипатый. – Тысяч на двенадцать потянет. – Он выудил из-за пазухи еще одну бутылку рома и протянул Серову. – Не хочешь подкррепиться, капитан? Больно ррожа у тебя бледная.

Серов молча глотнул и переступил порог, очутившись во внутреннем дворике. Сюда выходили двери и окна десятка комнат, у задней стены зеленел развесистый платан, а под ним на вымощенном плиткой полу стояла пара диванов – из тех, что в двадцатом веке назывались оттоманками. Дворик казался довольно большим, и в его середине было нечто наподобие бассейна, который Серов вначале принял за фонтан. Но, очевидно, до таких изысков местная техническая мысль не дошла, и над поверхностью воды в круглом каменном водоеме не поднималась ни единая струя.

У этого сооружения стоял Брюс Кук и задумчиво разглядывал чью-то спину в турецком узорчатом халате. Его обладателя держали, завернув локти за спину, Люк Форест и Колин Марч; голова пленника находилась в воде, и, судя по тому, как дергались тощие ноги в остроносых туфлях, ему это не слишком нравилось.

Увидев Серова, Хрипатого и Абдаллу, Кук радостно ощерился и приказал:

– Вынимайте, парни, эту вошь. Пусть капитан на него глянет.

Люк и Колин дернули страдальца вверх. То был костлявый щуплый турок лет пятидесяти; он задыхался и кашлял, пучил глаза и хрипел что-то неразборчивое. Вода стекала по бритой голове на бороду и усы, пятнала халат, и так уже наполовину мокрый, растекалась лужей возле ног. На пирата этот человек не походил, и, вероятно, под его командой были не воины с саблями, а слуги с вениками.

– Ну, в чем тут у нас сложности? – поинтересовался Серов, осматривая пленника.

– Человеческих слов не понимает, – доложил Брюс Кук. – Я его спрашиваю: где Караман, козел одноухий? Где девушка-красавица и двадцать наших камерадов? Где карамановы шебеки? Где? Где? – С каждым «где» Брюс дергал турка за бороду. – На английском спрашиваю, на французском и даже на чертовом кастильском, прости Господь мне этот грех! Не понимает, краб вонючий! Может, на дереве подвесим и разведем под пятками костерок? Или макать его дальше?

«Первый раз вижу, чтобы так учили языкам», – подумал Серов, а вслух сказал:

– Макать не надо. Пусть отдышится, и Абдалла с ним побеседует. Ну-ка, Люк, похлопай его по спине.