Андрей Марченко - Революционная сага

Меж тем Ольга осталась у трамвая. Когда все ушли, поднялась на броню крыши, облокотившись на башню, присела, и что-то писала, рисовала в своем блокноте.

Из окон галерей лился свет, было тепло и уютно, настолько, насколько может быть уютно на дюймовом листе броневой стали.

Отчего-то во все времена после обеда в цехе становилось тише. Не то люди уходили на обед и не возвращались, не то работали спокойней, медленней. Ибо говориться же: вся жизнь борьба, до обеда с голодом, после обеда со сном…

В общем, ничего Ольге не мешало заниматься набросками.

Или почти ничего.

Возле бронетрамвая появился мальчишка, работающий на заводе посыльным. Он пробежал мимо, не заметив Ольгу, затем бегал по цеху, спрашивал что-то у рабочих. Те все больше отвечали на вопросы неопределенно, то есть попросту отмахивались. Иные все же указывали ему точное направление — к трамваю.

Он возвращался, обходил трамвай вокруг, снова пускался в расспросы отходил дальше.

И только с третьего раза обнаружил Ольгу.

— Эй, мадмуазель! Вас к себе управляющий требует!

— Так-таки и требуют? — спросила Ольга. — Может, просит?

— Не-ка! Требует!

— Хорошо… Я сейчас приду.

— Он требовал немедля!

— Если так немедля, мог бы и сам прийти — не велик начальник. — и, видя замешательство мальчишки, добавила. — Ну не могу же я оставить без надзора боевой трамвай. Тут оружия на многие тысячи…

…Посыльный ушел.

Дождавшись ушедших на обед, Ольга велела запирать трамвай и расходиться по домам — отдыхать. Все равно с такой беготней никакой работы сегодня не будет. Для порядка рабочие поворчали, дескать, откладывать негоже, работу все равно надо делать. Но все же были в душе довольны — осень на улице, и дома и во дворе работы невпроворот. А еще вздремнуть неплохо было бы…

— Меня к управляющему вызывают… — словно оправдывалась Ольга. — Неизвестно на сколько разговор тот затянется.

Рабочие сочувственно покачали головами. Управляющего они не любили. Считали его сидящим не на своем месте.

К примеру, случались такие диалоги:

— Отчего сидите, не работаете? — спрашивал управляющих у отдыхающих рабочих.

— Да вот, надо отверстия просверлить, резьбу нарезать. — объясняли рабочие. — Метчики есть, а за сверлами уже пошли…

— Ах вы, бездельники! Давайте пока нарезайте резьбу, отверстия потом просверлите!

Да и Ольге управляющий не нравился. Впрочем, складывалось мнение, что он нравится только себе. И то не всегда.

Как бы то ни было, через четверть часа Ольга по гулкой лесенке поднялась в кабинет управляющего. Постучалась. Ей разрешили войти.

Управляющий почувствовал, как в кабинете тут же запахло померанцем.

— Что вам угодно? — спросил управляющий с милой улыбкой.

Как подсказывал опыт, улыбка та не сулила ничего хорошего.

— Вы меня вызывали…

— Ах да, — управляющий сделал вид, что забыл. — Действительно вызывал.

Он улыбнулся еще шире, так, что казалось, будто его лицо вот-вот от улыбки лопнет.

Ольга почувствовала смутное желание врезать по этой морде, и даже нащупала лежащий в кармане гаечный ключ. Но в последний момент сдержалась.

— Дорогая Ольга Константиновна! Я должен признать, что ваш труд заслуживает наивысшей оценки. Благодаря вам, мы получили много призов, дипломов. В частности, я бы отдельно хотел отметить модель бронедрезины. Нам неимоверно тяжело будет без вас обходиться. И, тем не менее, со следующей недели мы постараемся с этим справиться…

Сначала Ольга даже не поняла, что ей сказали. Начали за здравие, а закончили за упокой. Она уволена…

За что? — подумала она.

— Ну понимаете… — начал управляющий и замолчал.

Нет, наверное, не подумала а сказала вслух… — спросила Ольга.

— Вас не устраивает мой круг познаний?

— О! Думаю, даже на тульских оружейных заводах не найти столь одаренного мастера.

— Вам не нравятся мои чертежи? Мои изобретения?

— Ну что вы!

— Так в чем же дело?

Приказчик потупил взгляд

— Вы смущаете мастеров.

Чем именно она их смущала было понятным. Пусть она ходила все больше в комбинезоне, прически носила короткие, да и те прятала под беретом. Но все же она была женщиной, девушкой, молодой, красивой. И вместе с тем она чужая здесь…

Нет, конечно, женщины на заводе имелись. Порой положение занимали особое, работали на станках уникальных. Но всегда оставались работницами, никогда не поднимались даже в самое незначительное начальство.

Лица здешних работниц отражали накопленную из поколения в поколения усталость.

Периодически им даже дарили цветы — как правило, пышные но дешевые хризантемы или одну изначально тощую гвоздичку. Цветы стояли в банках рядом со станками, рядом с припасенными резцами или заготовками.

На цветы садилась пыль, оседали пары масла. И через неделю-другую цветы не вяли, мумицифицировались, становились цвета бурого, словно изготовленные из проржавевшей стали.

— Я понимаю — каждый из них хуже вас. — успокаивал управляющий. — Да что там… Вероятно, все вместе они не сделают того, что можете вы. Но в то же время, много ли проку будет, если вы останетесь единственным механиком на заводе?

В кабинете их имелось два окна: одно выходило в цех, другое на улицу. Ольга посмотрела сначала в первое, но рассмотрела немного — в цехе было темнее, чем в кабинете.

А за другим окном бесновалась настоящая осень. Седели поля, ветер все чаще рвал лист с деревьев. На зиму глядя почернела вода в местной речушке.

По железной дороге все дальше от завода уходил бронепоезд. Тот самый, монархический.

И внезапно Ольга рассмеялась. Делала это громко, безудержно, что задрожали стекла в рамах.

Управляющий испуганно стал наливать воду, протянул ее девушке дрожащими руками, но та покачала головой и вытерла слезы с глаз.

— А какого черта?

Управляющий покосился на икону в углу кабинета?

— Какого черта, — переспросила Ольга. — какого черта я должна за эту работу цепляться?

Затем встала и вышла из комнаты.

Управляющий вздохнул не то чтоб с облегчением.

…По той же лесенке Ольга спустилась в цех, пошла через пролет.

Из своего окна управляющий смотрел ей в спину.

Ольга не оборачивалась.

Лишь остановилась возле механиков тех самых механиков, с которыми общалась утром. Сейчас они пытались вынуть вал из корпуса редуктора. Как бы они не вращали вал, получалось, что та или иная его часть не могла выйти, цеплялась за выступы, приливы, ребра жесткости.

Наконец, кто-то заметил Ольгу. Улыбнулся ей. Улыбка получилась такой же фальшивой как и управляющего. Ольга опять сжала ключ в кармане.

— Кстати, Ольга Константиновна, как же отсюда вынуть вал?

— Меня это уже совершенно не волнует. Я тут больше не работаю.