Антон Требунский - Ганза. Книга 1

Я свято верю Вашей способности помочь мне и, страдая все больше и больше с каждой минутой, с нетерпением ожидаю конца весны, чтобы окончить все свои дела и отправиться в Париж для встречи с Вами. Смею надеяться, что и Вы с Вашей стороны ждете ее с не меньшим нетерпением.

Гонец, скакавший в Париж из Кельна несколько дней, чтобы вовремя доставить письмо своего господина, рассчитывал на хорошую награду за выполненное поручение. Он был верным слугой, готовым умереть за своего хозяина, если это потребуется. Гонец легко нашел дом нынешней королевской фаворитки. Каково же было его удивление, когда дама, которой он доставил письмо, прочитала его, мечтательно улыбнулась и разорвала лист бумаги, исписанной убористым, аккуратным почерком, в мелкие клочки. Бросила их в камин и почти незаметно двинула кистью.

Тотчас же стоявший рядом с гонцом ее охранник — здоровый детина, лицо которого не выдавало наличие хоть какой-либо доли сообразительности — резко дернулся в сторону посланника. Ему хватило всего одного движения. Спрятав в рукаве тщательно протертый об одежду убитого стилет, охранник вновь занял свое место у двери, невозмутимый и спокойный, как прежде.

Спустя несколько месяцев простые жители Парижа, да и весь высший свет, были возмущены чудовищным убийством последней фаворитки короля Людовика XIII — очаровательной Шарлотты де Мениль. Бедняжка была заколота стилетом в своей спальне, ожидая прихода швеи. Несмотря на гнев короля, убийца так и не был найден.

Человек, служивший объектом страстей в письме, так никогда и не узнал, каким путем он занял пост главы королевского совета Французского королевства и кому он этим обязан.

Примерно в то же время среди ближайшего окружения Якова I, короля Англии и Шотландии, становится неожиданно популярным Роберт Кавендиш, герцог Монмаут. Монарх приближает его к себе, советуется с ним о государственных делах, называет не иначе как мой Роберт. Пущенный слух о причастности герцога к владельцам Ост-Индской компании не находит поддержки при дворе.

— Разгружайте!

Угрюмого вида саксонец, отдавший это приказание, достал пистолет и слез с телеги. Оглядел ночную улицу столицы государей всея Руси, усмехнулся. Он облокотился на высокую кирпичную ограду, окружающую неприметную московскую усадьбу и подождал пока трое слуг не перетащат ящики на землю, рядом с воротами.

Когда с разгрузкой было покончено, саксонец отослал слуг вместе с телегой, а сам постучал особым образом в ворота усадьбы.

Через несколько минут на его стук откликнулись. Неприметную калитку в заборе открыл огромный мужик, подозрительно оглядевший пришельца.

— Проходи, — прохрипел мужик, отодвигаясь.

Во дворе уже успевшего спрятать пистолет саксонца встретила богато одетая женщина. Несмотря на позднее время и одежду, призванную скрыть ее личность, гость удивленно приподнял бровь.

— Бумаги? — властно спросила Ксения Годунова.

Пришелец протянул царской сестре несколько свитков. На лице его обосновалась удивленная полуулыбка. Царевна? Здесь?

— Деньги? — оторвалась от чтения Ксения Борисовна.

— Привез, госпожа, — акцент в речи гостя почти не был слышен. — Господин просил передать вам свою искреннюю признательность за любезную вашу поддержку в его начинаниях. Он надеется, что вы по прежнему находитесь в добром здравии и не сомневается, что ваша мудрая политика обеспечит процветание вашего государства.

Ксения, не слушая его, приказала челяди затащить ящики в дом.

Раскинувшие крылья по всему полю разноцветные палатки больше напоминали городскую ярмарку или огромный цыганский табор, чем лагерь многотысячного войска.

Пикинеры и мушкетеры грелись у костров, ожидая когда будет готов ужин. Они отдыхали от многодневного перехода, от тяжести доспехов, от усталости, прочно обосновавшейся в ногах и руках. Наконец-то можно было свободно разогнуть спину, потянуться, не чувствуя веса оружия и прочей амуниции, стесняющей движения.

В палатках дальнего крыла лагеря располагалась кавалерия. Большей частью дворяне, их шатры были гораздо богаче, украшенные родовыми гербами и девизами.

Расставленные по периметру лагеря часовые время от времени перекликались, и их голоса высоко взлетали над мерным гулом погружающейся в мрак ночи солдатской стоянки.

Иногда гул взрывался смехом одного из дворян или пеших простолюдинов. Иногда — руганью солдат, не поделивших между собой какую-либо мелочь, вроде лучшего места у костра, большего куска нехитрой солдатской пайки или порядка дежурства на часах. К мужским голосам примешивались и визгливые женские — маркитантки и шлюхи непременно следовали за любой большой армией, тем более за такой, как эта.

Центром лагерю служил огромный шатер с гербами Датского королевства. Из него до любого оказавшегося рядом слушателя — впрочем появись такой, его немедленно отогнали бы часовые — доносились звуки пьянки. Офицерской пьянки в самом ее разгаре.

Большая часть именитых дворян и офицеров-наемников, приведших свои отряды в армию Кристиана IV, собралась в этот вечер здесь, поднимая тосты в честь своего монарха и главнокомандующего.

Занимающий главное место за столом, датский король казался поистине великаном, возвышаясь, самое меньшее, на голову над своими подчиненными. Он был очень популярен — за искусное владение практически любым оружием и за лихую смелость в бою, граничащую подчас с безумием. Это был прирожденный воин, о котором злые языки Европы говорили: «больше рейтар, чем монарх».

Даже сейчас он сидел в богато изукрашенной кирасе итальянской работы, составные наплечники его лат защищали руки почти до самого локтя. Доспехи эти изготовил тот же мастер, что делал и воинскую экипировку Людовику XIII. Поперек ног короля, на коленях, лежал обнаженный валлонский меч. Лезвие его, матово-стальное, имело тот самый чуть синеватый отлив, характерный для венецианских клинков.

Король был навеселе — его подданные праздновали очередную победу над войсками Священной Римской империи. Командующему армией Католической лиги, Карлу фон Эрбах-Гратцу, с небольшим отрядом кавалерии удалось уйти с поля битвы, избежав участи остальных своих войск.

Из собравшихся за столом и вокруг него офицеров, воздвигся седой уже генерал Яльмар фон Руеф, нынешний владетель Бергена, обучавший когда-то юного еще короля фехтованию. Прочие дворяне смолкли.

— Долгих лет королю! Долгой славы Кристиану Датскому! — монарх польщенно улыбался, внимательно слушая старого графа. — Вечной славы победителю австрийцев!