Татьяна Апраксина - Послание к коринфянам

Уголовника. Как легко и просто они забыли все, что у нас творилось. Как легко и просто они забыли Габриэлу. Убили, закопали, удобрили землю, вырастили на этом участке полезный овощ - и думают, что так и надо. Ошибка. Если мы не стали из-за этого воевать, это не значит, что мы не помним. Это значит, что похоронить ваши методы нам важнее, чем похоронить вас самих.

- Во-первых, шум нужно было устраивать раньше. Вы промолчали тогда - теперь мы можем ответить на ваш неприятный скандал еще более неприятным. Во-вторых, затевая скандал, имеет смысл поинтересоваться, кто еще в нем замешан. Реально, действительно, физически замешан. Зная дотошность этого человека, я могу предположить, что он и записи вел. Молчать он не станет. И хороши вы будете, подводя под десятилетний срок собственного свеженазначенного председателя комитета - а если вы возьметесь за Максима, дело кончится именно так. У вас нет кнута. Инвестиции эти нужны вам не меньше, чем нам - и они окупятся, сами знаете. А я... нет, я не хочу быть Господом Богом, Ромским Папой или морской царицей. Но вот чрезвычайный и полномочный посол Мирового Совета Управления - это звучит ново и хорошо.

- Вот и договорились, - ласково говорит дедушка.

- Вы же знали, - морщится Джастина, - что я на это соглашусь. И зачем было так громыхать?

- А чтоб ты в отпуске навык не утратила, - подмигивает дядюшка.

Довольны оба - дальше некуда. Провернули очередную мелкую пакость.

- Навыки у меня наследственные. У меня только наследственной мстительности нет, к сожалению. Меня можно только разозлить.

- Постараемся не злить. У нас пока лишних в рядах не наблюдается. Как обнаружатся - позовем, разозлим...

- И на входе написал "Осторожно, злая Джастина".

- Нет, ну что вы, госпожа Сфорца. Мы на входе напишем "К прекраснейшей". Это правда - и заодно успокаивает противника.

- "К милостивой", господин Матьё, "К милостивой". Считайте, что у вас в окрестностях завелась Эвменида... которая помнит прежнюю профессию.

- Просто великолепно, именно то, что нужно. Я буду направлять к вам стажеров.

- Нет, стажеров, пожалуйста, к Медузе.

Дядюшка, не выдержав приятной беседы, отключается. Господин Матьё радостно улыбается.

- Какой у вас все-таки нервный родственник. Никакой выдержки. И никакого умения беседовать с прекрасными дамами. Одно слово - островной варвар.

- Вы же знаете, это старый островной обычай - сначала выращивать прекрасных дам, потом всю оставшуюся жизнь иметь дело с последствиями.

- Я не позволю ему вас отравить. Даже невзирая на то, что вы вышли замуж за самую большую головную боль Совета.

- За его спасителя, вы хотите сказать?

- Одно с другим прекрасно сочетается, душа моя...

Он не позволит меня отравить... Господин представительская должность. Впрочем, фактические изменения, произошедшие на том заседании, могут ведь и получить силу закона. Остается решить, выгодно ли нам это.

В любом случае, согласие они из меня выковыряли - впрочем, оно весьма обоюдоострое. Мы нужны друг другу. А я смогу получить все, что хочу, втрое больше, чем могла год назад, запросто, с легкостью. На нас смотрит весь мир. Нам сейчас можно все, только нельзя зарываться.

Обсудим все это вечером. Непременно. И там уже решим. А к концу отпуска я ведь и правда умру со скуки, и никакие маки с салонами не помогут. Сволочи, все-таки, что дедушка наш всепланетный, что дядюшка мой персональный двоюродный. Поймали.

Ну что ж. Человеку, изловившему кита на донную лесочную снасть, грех жаловаться на размер добычи и накал пламенников, выходящих из пасти.

- Ну вы же воспринимаете состояние другого человека? Вот когда вы причиняете ему боль, вы же это чувствуете! Вам же повезло, вы ощущаете там, где остальным приходится представлять, - говорит очень хороший человек. - Ну и?

- Рауль, если вы беретесь рукой за горячий предмет, вы чувствуете, что он горячий. Чувствуете боль. Но вы перестанете нагревать сковородки? И вообще готовить на огне?

- Люди не сковородки.

- Я знаю, но иногда их требуется нагревать.

У господина директора появляется запланированное мной выражение лица: тщательно скрываемая брезгливость, профессиональное терпение, тихое осатанение. Наконец-то. Рауль де Сандовал, извиняющийся передо мной за несправедливую оценку и недостойное поведение - это конец света. Поскольку во мне ничего не изменилось, значит что-то испортилось в Рауле, и нужно его починить, пока еще не поздно и у меня есть такая возможность. Тем более, что вот сейчас оценки его вполне справедливы, а поведение естественно: он хороший человек, но не наделен избытком кротости.

- Рауль, перестань сводить с ума моего подчиненного. - Господин Сфорца. Наконец-то. Сейчас он избавит от страданий де Сандовала, а потом и меня.

- Твой подчиненный, между прочим, явился к тебе увольняться.

- Что? Спятили, да? Пойдемте-ка, поговорим.

В кабинете начальник кивает не на вращающийся стул, а на нелюбимое глубокое кресло, в котором вязнешь как в болоте.

- Что еще за фантазии?

- Господин Сфорца, в сложившихся обстоятельствах я должен быть уволен. История с Личфилдом получила слишком большую огласку и я не могу впредь занимать должность в вашей корпорации.

- Чушь. Мне виднее. Историю добавят к моей легенде, так что с этой точки зрения все отлично. С других... - начальник вздыхает, садится на край стола, болтает ногами. - Это уже отдельный вопрос.

- Я должен быть хотя бы наказан.

- Вы уже наказаны. Проверяйте почту чаще. Выговор, штраф на половину годового оклада и двухнедельное отстранение от работы. С завтрашнего дня. Дела передайте заместителю.

- Господин Сфорца... - Вцепиться бы в милость начальства, отблагодарить и уйти, но нельзя. - Вы знаете мнение господина де Сандовала обо мне, и он совершенно прав. Я не должен работать, где работаю. Видите, что получается? У меня действительно нет ограничений.

- Медь вы звенящая, Максим, и кимвал звучащий. А в остальном все хорошо. Но и это проходит, я это знаю на собственном опыте.

- Кимвал?.. - Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею...

- Он самый. Понимаете, вы... хорошо относитесь к некоторым считанным людям. Это правильно, но этого мало. А с остальным у вас все в порядке. Вот вы мне скажете, что вас так перекосило только из-за скандала? Только из-за того, что вы якобы мне повредили?

- Нет. Нехорошо вышло... пожилой человек...

- Как-как? Нехорошо, говорите?

- Дисбаланс целей и средств, господин Сфорца. Не более того.

- Да назовите как угодно, вы его видите и понимаете! Сами, без подсказки. Какой дурак вам сказал, что совесть должна ощущаться как мигрень? Я за всю жизнь только одного такого болящего встретил... и то, он, по-моему, как обычно, переборщил с надежностью. Зачем вы морочите голову себе и людям? Нравится красивая поза? Максим, право слово, вы умный взрослый человек, ну работать же ваша дурь мешает, и вам, и всем вокруг... нашли проблему, да? А остальному научитесь. Я на вас три года смотрю. Максим, любезный мой, я вас, бессовестного такого, поставил ограничителем над собой в кризисной ситуации. И вы отлично справились. Да я же просто так ляпнул тогда про эту проклятую совесть... знал бы, что из этого выйдет - не шутил бы.