Татьяна Апраксина - Порождения ехиднины

- Добрый день, доктор Камински! - дерганым голосом говорит компьютер на коленях пациента. - Простите, что приветствую вас так и не на том языке, но у меня сломана челюсть, а синтезатор не знает польского.

- Это предрассудки, синьор да Монтефельтро, что человеку удобнее всего разговаривать на языке своего детства. Скорее, иногда срабатывают связи между сходными состояниями - беспомощность или наоборот беззаботность. Я думаю либо на здешнем наречии, либо на винладской версии альбийского. Но мне очень приятно, что вы сочли необходимым быть ко мне любезным.

Поскольку улыбаться синьору да Монтефельтро неудобно, смайлик он рисует в воздухе. Блещет глазами. Доволен по уши. Причем не светской любезностью. Показывает ладонью на стул рядом с кроватью.

За что его все как-то слегка недолюбливают? С ним же удивительно легко. Или это пока чудовище молчит и общается жестами или при помощи компьютера?

- Если бы я был вам нужен, вы бы пришли раньше, - сообщает синтезатор. - Значит, уже пошла силовая фаза? Или что-то в этом роде - если уж у вас появилось свободное время на визиты вежливости?

Левая рука совершает размашистый витиеватый жест, правая продолжает щелкать по клавиатуре.

- Я подозреваю, что за эти сутки они вас здесь совершенно заездили.

- Нет, - говорит Кейс, и понимает, что не врет и не преувеличивает. - Меня как раз привели в совершенно несвойственный мне порядок. Работа... - она разводит руками.

Да, в первую очередь, конечно, работа. Но во вторую - непривычное, но очень вкусное ощущение, что доктор Камински есть драгоценный музейный экспонат, нуждающийся в особой атмосфере, рассчитанной температуре и деликатнейшем обращении.

- Скорее уж, предсиловая стадия, - рассказывает она. - Мы составили перечень объектов и проверяем их. Первый отбор, конечно, может оказаться неудачным, но одна из групп уже кое-что нашла.

- Его нору по какому-то из предыдущих случаев? - схватывает на лету да Монтефельтро. - Ну что ж, это прекрасно, это значит, что вы его подсекли.

Да уж. "Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? вденешь ли кольцо в ноздри его? проколешь ли иглою челюсть его?" А левиафан наверняка окажется мелким и каким-то особо противным. Того идиота из Веракруса было в первую очередь жалко - он понимал, что убивает, но он не сам себя так покалечил... и достаточно знать, что он никого больше не убьет. А этого ученого мужа... будет большая тошнотворная задача - сберечь его до суда. К счастью, Кейс не придется за нее отвечать.

Беззвучный кондиционер, поляризованное стекло, через которое не проникает утреннее солнце, белый пластик, белый хлопок, белый - не считая всех оттенков побежалости - человек на белом фоне. Никаких ассоциаций с операционной не возникает, впрочем, это даже не Urgencias, а обычная палата. Уже. Хотя штатив для капельницы, сложенная салфетка на столике, запахи и другие милые мелочи напоминают, чем белая комната отличается от гостиничного номера. Вопреки этому - уютно, интересно и уходить не хочется. Синьор да Монтефельтро действует как правильный транквилизатор: успокаивает, но не усыпляет и не оглушает. Забавный какой эффект - с чем это связано? От него же, судя по всем рассказам, присутствующие быстро впадают в амок?..

И разговаривает так... со вкусом. И хорошо слышно, что может говорить на любую тему, с любой точки - с одинаковым блеском и воодушевлением. Были когда-то такие упражнения на риторику.

- Скажите, пожалуйста, - интересуется Кейс, - это вы так думаете? Вам нужно говорить?

Вопрос не из очень вежливых, но она почти уверена, что синьор да Монтефельтро ничего не имеет против. А еще она почти уверена, что права. Кому-то нужно ходить по комнате, кто-то складывает фигурки из бумаги, третьим требуются покой и сосредоточенность, четвертым - напряжение и высокие ставки... а этому понятийные конструкции и слушатель.

Синтезатор речи рассчитан на помощь немым и страдающим тяжелыми дефектами речи. Лучшие программы даже способны генерировать подобие эмоций. Но все равно набор предельно бедный, все интонации к механическому голосу нужно привешивать самостоятельно. Воодушевление из мимики, радостное "да, именно!" - откуда-то из перемены ритма дыхания...

- Годится любой диалоговый режим, обеспечивающий обратную связь.

- Хм. Например, тематические "болталки"? - улыбается Кейс.

Травмированный на мгновение зависает. На очень короткое мгновение, надо признать. Потом изображает очередную улыбку, подмигивает, невесть чему радуется.

- Странно, что эта мысль не пришла ко мне. - Говорить он не может, но может печатать, и очень быстро.

- Заблудилась, видимо. - На иронию да Монтефельтро не обижается. Забавнейший человек.

Выразительный жест. Руки у него очень красивые. Широкие сухие ладони с четко выделяющимися сухожилиями, четко очерченные пальцы. Старомодное обручальное кольцо, которое было старомодным и лет двадцать назад: тяжелый золотой ободок без камней. Кажется, что ладони должны пахнуть ромской ромашкой. Ergo, синьор да Монтефельтро не бездельник. А на досуге он еще немножечко стрижет.

- Впрочем... нет, не странно, - шевелит пальцами, думает. - Обратная связь в электронном режиме идет только по одному каналу, зрительному. И только в графическом формате. Она ограничена. Объем приходится достраивать самому и все происходит много медленней.

- Да, я еще не слышала, чтобы программы кому-то ломали челюсти.

В следующую секунду гостья четко видит, что в глазах у да Монтефельтро на месте зрачков находятся два сканера цифрового кода. Вж-жжик, считано. Кратковременная галлюцинация тает, зрачки как зрачки, круглые, посреди замечательно яркой, между терракотой и крепкой заваркой, радужки... но ни с чем не сравнимое ощущение оцифрованности остается.

Далее - сортировка. Файл с информацией летит по бесконечным проводам нейронных связей в голове травмированного, от хранилища к хранилищу, от базы к базе. Многократно копируется, обрабатывается, встраивается в каталоги и архивы.

- Программы не обладают желаниями. Тем более не идут навстречу.

Даже так?

- Программы, пока, к счастью, - к моему величайшему счастью, - также не испытывают боли и дискомфорта - и могут сломаться только достаточно ограниченным числом способов.

В отличие от людей. Выбывшая жаба, конечно, и от природы была себе жаба, но окончательно ее дорихтовали другие люди, целое учреждение людей. Словами и поведением. А бедной жабе просто нечем было сопротивляться.

У да Монтефельтро испытующий и откровенно забавляющийся взгляд. Хочет в придачу к челюсти еще пару переломанных рук заработать? Стоп, не надо злиться. Вот так вот он через раз и работает. Говорит какие-то фразы, достаточно общие - и при этом хорошо просчитанные. Применяешь к себе, оттаптываешь себе же мозоль, подскакиваешь, орешь... а сканер с удовольствием цифрует тебя со всеми чувствами.