Татьяна Апраксина - Изыде конь рыжь...

- Леонид Андреевич, у нас очень, очень много материалов на Рыжего. Но из них из всех нельзя составить ни одного процесса. Это только агентурные данные. На их основании ничего не сделаешь.

Только что Нурназаров преподнес его высокопревосходительству сюрприз - толстую папку с донесениями, выписками из других донесений, справками, сводками, ориентировочными данными. Департамент полиции всегда был консервативен - теперь это себя оправдывало. Впрочем, собранное годилось для биографа, если бы нашелся человек, чтобы воспеть в стихах или прозе похождения Владимира Антоновича Рыжего, которые, безусловно, стоили того. Зато не годилось для ареста, и c тех пор как отменили чрезвычайное положение любой голодный и злой петербургский адвокат защитил бы подопечного за три картофелины и селедочный хвост.

В изворотливости Рыжего никто не сомневался. Его и за годы чрезвычайного положения ни разу на месте не прихватили. Оскорбляло чувства Рустама Умурбековича другое: господин директор департамента был искренне уверен в том, что все сведения о докторе Рыжем, имеющиеся в полиции, ограничиваются материалами негласного надзора, под которым господин Рыжий вообще-то даже не состоял. Косвенными, обрывочными. Словно бы вся питерская полиция состояла из политического отдела, которым раньше руководил Леонид Андреевич.

- Леонид Андреевич, - продолжал доклад Нурназаров, постукивая папкой по краю директорского стола, чтобы привлечь внимание. - Вот здесь вот - все, что у нас есть. Вот эти пять с лишним сотен страниц. Но арестовывать его нельзя, не за что.

Его высокопревосходительство сидел, выпрямившись, словно позировал для парадного портрета; он и был парадным портретом, фараоном, мумией. На вид - благороднее членов императорской семьи, особенно Государя, не к ночи будь помянут. Внутри - стальные струны этикета, набожности, патриотизма, некоторая доля административного таланта. И пустота, пыль и жирная откормленная моль в промежутках.

- Доложите кратко, - начальственно изрек фараон.

- Владимир Антонович Рыжий, 1986 года рождения, незаконнорожденный, сирота, место рождения, как впоследствии установлено, - Екатеринбург. Найден в возрасте двух лет силами железнодорожной жандармерии в окрестностях Витебского вокзала; после произведенного розыска - безуспешного - пристроен в приют Общества попечения в Сестрорецке ... - Господин директор, кажется, не слушал. Сидел и таращился как филин. - Там содержался до пяти лет, переведен... - Историю странствий по приютам Нурназаров решил сократить. - Двенадцати лет в силу исключительности обстоятельств и прилежания помещен в Демидовский приют. Выпущен с похвальными грамотами и медалями за успехи в учебе, поведение, нравственность. Был рекомендован попечительским советом к сдаче экзаменов на стипендию градоначальника. Поступил на математико-механический факультет Императорского Петроградского университета. Окончил в 2007 году, сдав часть предметов экстерном, с отличием. Присвоена магистерская степень. Похвальных характеристик, рекомендаций, отзывов - треть папки. Это, Леонид Андреевич, его первая ипостась.

- Далее.

- Еще с Сестрорецкого приюта прозвище среди воспитанников имеет "Крыса". По слухам, к семи годам убил старшего воспитанника, который над ним издевался. Неоднократно угрожал убийством. В Демидовском приюте имел репутацию одновременно зубрилы, подлизы и отчаянного. Притом легко сходился с самыми разными детьми. Сохранил большинство контактов во всех слоях общества. Имеет тесные связи с преступным миром. Прозвище - Мандарин. Вероятно, замешан в некоторых ограблениях со взломом электрических запорных устройств. Вероятно, вхож в число "наставников" преступной школы, имеет масть. Выполняет роль посредника при конфликтах разных объединений. Все это уже предположительно, конечно, вы же понимаете... - Нурназаров сглотнул. Горло болело с неделю: опять ангина, а тут говори как заведенный. У доктора в лазарете - только йод, вот его с солью мешаем и полощем. И за то спасибо. - Во время эпидемии активно участвовал в операциях на черном рынке, укрепил свой авторитет среди преступников, в настоящий момент считается у них одним из лидеров. Связан с запрещенными партиями. Имеет псевдоним Домик, вхож в окружение Лихарева. Там пользуется репутацией не слишком весомой, поскольку регулярно привлекает для совместных операций преступников уголовных и политических. Это характеристика, Ваше Высокопревосходительство. Если интересны конкретные дела - то вот, пожалуйста...

- Меня интересует, за что его можно арестовать, - шевельнул губами Анисимов. Может, тоже простуду подхватил? Здесь же только грибы выращивать. Стойкие к стафилококкам и стрептококкам. Грибница Фараонова...

- Только взять с поличным, Ваше Высокопревосходительство, - что и затруднительно, и не нужно. Пока нет чрезвычайного положения, человек, который хоть как-то удерживает уголовничков от организованных нападений на фуры с хлебом, - большая ценность.

- Так найдите повод! Создайте! Придумайте, наконец! - попытался повысить голос директор. Закашлялся, долго глухо бухал и клекотал, прижимая к губам платок - бронхит, не меньше. - Так, чтобы и губернатора убедить.

Рустам Нурназаров, сотрудник уголовного сыска, коротко кивнул - мол, понял, ваше высокопревосходительство, будет сделано, ваше высокопревосходительство. И решил больше не откладывать визит на Очаковскую. Давно ведь приглашали. А господин директор пусть... дальше грибы растит. Хоть по углам, хоть в легких.

...и тут вошел Мандарин, такой весь аристократ - Сенечка аж засвистел восторженно про то, как Аркадий Циммельман взял петербургский банк и построил себе новый фрак. Очень Сенечке нравились старые песни, и Вова тоже нравился. Настоящий, не то что всякие там халамидники.

- И с тыщами в кармане,

С гардиною в лацкане...

Мандарину тоже только цветка не хватало, к пальтухе-то. И костюмчик сидел, серый с проблеском, наутюженный.

- Справная сбруя, - зашел с доброго слова Сенечка. После хорошей дозы антрацита он был благодушен.

Мандарин закон соблюдал - куда там остальным. Треп начал издалека. Сенечка под это рассказал вчерашнее - как посветил фонариком в окно и увидал там бабу, голую, белую, с кувшином. Мылась, видать. Сенечка раму подцепил, влез, а она стоит. Белая, холодная. Каменная.

- Вот так вот опрокинула, - похохотал Сенечка.

- И чего?

- Разбил, - сказал Сенечка. Туфту прогнал, но не колоться же, как на самом деле... засмеет.

Мандарин поржал, рассказал в ответ, как сработали в губернаторской кассе два финансиста. Так погоняли баланду, перешли к важному.

Мандарин - деловой из старых; тех почти всех перебили, а он под набушмаченного фраера закосил, пока синяки были в силе, губернатору-попке все заливал, да маньшевался. Теперь был в городе в законе, на рулежке гоп-стопами крепко приподнялся.