Андрей Посняков - Страж империи

– Сердце мое скорбит, когда я вспоминаю разрушивших наш великий град крестоносцев! – повысив голос, дука воздел руки к высокому, украшенному затейливой лепниной потолку. – Алчные и похотливые свиньи… Думаете, они сейчас изменились? О нет! Они хотят уничтожить нашу веру, наши обычаи, нашу жизнь. Папские легаты – повсюду. Подобно жукам-короедам, медленно, но верно, они подтачивают идеалы империи… да что там говорить – вы только посмотрите на нашу молодежь из самых лучших фамилий! Разноцветные штаны с дурацкими узконосыми башмаками – продукция хитрых латинян – предел их мечтаний! Служить в войске никто не хочет, как никто не хочет начинать службу в ведомствах – все хотят всего и сразу. И в этом – разлагающее действие Запада. Если мы не будем бороться с ним – мы потеряем империю, как это уже случилось ровно двести пятьдесят лет тому назад, когда копыта рыцарских коней попирали наши святыни!

Ничего не скажешь – совершенно правильно говорил дука. Однако, выпячивая одну опасность, он не видел другой – турок! А ведь они были куда как сильнее и ближе. Ага… вот, наконец, упомянул и султана…

– Правитель османов – человек просвещенный и никогда не посягающий на главное – нашу веру! Посмотрите – в Эфесе, Смирне, Адрианополе – везде по-прежнему служат православные службы. Храмы не осквернены и почитаются людьми султана.

Все слушали дуку вполуха. Знали уже давно, о чем скажет. Да, конечно, Запад давил древнюю Византию, нынче – экономически, а раньше – и военной силой. Однако игнорировать турок мог сейчас только слепой. Вот и Лука Нотара не игнорировал… он лишь сравнивал. И сравнения были не в пользу латинян, как в империи именовали европейцев. Латиняне то, латиняне это, латиняне такие, сякие, этакие…

Алексей и раньше не понимал подобных обобщений. Типа того: французы – галантные кавалеры. А если не галантный – значит, не француз? Немцы – любители пива… А кто предпочитает виски? Значит, эти – не немцы? Русские – пьяницы. А кто не пьяница – уже не русский? Чушь какая-то… Вот так примерно и здесь. Да, конечно, наверное, есть что-то общее, объединяющее, у наций… но есть и человеческая индивидуальность, все те качества, которые и составляют не тупое стадо, но личность!

После дуки выступало еще человек шесть с дурацкими выпяченно-патриотическими завываниями. Мало кто слушал, все перешептывались, решали собственные дела, а кое-кто – вполне откровенно спал. Алексей тоже подремывал, лишь иногда вскидывая голову под строгим взором Филимона Гротаса.

…поднять народ… все, как один… наша великая страна… наша вера… верные сыны Отчизны…

Господи, как все похоже! И как убого – одни слова. И чем они выше, патетичнее – тем ублюдочнее тот, кто их произносит ради каких-то своих корыстных целей.

Собрание закончилось уже в темноте, протопроедр отправился со всеми и на служебной коляске поехал домой, наслаждаясь вечерней прохладой, наконец, наступившей после жаркого майского дня.

Еще подъезжая к дому, Алексей заметил что-то неладное. Несмотря на позднее время, почти во всех окнах горели огни, суетясь, маячили какие-то тени, слышались выкрики и плач. Кстати, тоже самое происходило и в расположенном неподалеку обширном особняке, утопающем в зелени садов. Там тоже бегали, суетились и даже… как показалось протопроедру… рыдали.

Да что же такое случилось-то?

Прыгая через ступеньку, молодой человек поднялся в покои… сразу увидев плачущего Арсения на коленях жены. Та даже не спросила – что так поздно? Войдя, Алексей присел рядом на лавку…

Ничего не сказав, Ксанфия увела сына в спальню, в отдельную спальню, не к остальным детям – там слышно было, как пела колыбельные песни Фекла.

Ничего не понимая, Алексей налил себе вина и терпеливо ждал. Знал – супруга сейчас все расскажет, поведает во всех подробностях, если знает сама.

Уже стало темно – наконец, потушили светильники – лишь в углу, под иконой святого Михаила, тускло горела лампадка. Протопроедр посмотрел на строгий лик святого и почему-то поежился. Нет, он был вполне верующим православным христианином… но вот никак не мог заставить себя ненавидеть католиков, как это делал дука Лука Нотара. Для ненависти пока вполне хватало турок.

Зеленоватое пламя лампадки качнулось – в комнату тихо вошла жена. Уселась рядом, обняв мужа за плечи, прошептала:

– Уснул…

– Что случилось? – так же шепотом спросил Алексей.

– Арсений… Сенька… Он сегодня едва не утонул! Представляешь, обманул няньку, да убежал с ребятами в гавань – купаться.

– Что ж – жаркий день.

– Но не в десять же лет! С ними был один мальчик, сосед… Сын дуки!

– Сын дуки? – протопроедр вздрогнул.

– Лука Нотара… ты его, верно, знаешь.

– Да, знаю… И что этот сынок дуки?

– Он спас нашего сына. Вытащил, когда тот тонул… А потом – утонул сам.

– Как утонул?!

– Так… Накрыло шальной волною, стукнуло о баркас, и унесло в море… Тело до сих пор не нашли.

– Думаю, найдут на берегу завтра. Выбросит волнами… Так наш сын виноват в чужой смерти?

Ксанфия покачала головой:

– Ребята говорят – нет. Мануил – сын дуки – успел уже вытащить нашего Сеньку… А утонул уже после… зачем-то бросился в море.

– Да-а… – Алексей покачал головой. – Все равно приятного мало…

– Говорят, великий дука очень любил своего младшего сына…

Очень любил… Ну а кто не любит своих детей? Особенно – младших…

Они просидели еще долго, Сенька спал уже, и было тихо – лишь с улицы, из дома великого дуки доносился плач. Протопроедр, конечно, не очень-то уважал дуку за его туркофильские штучки, однако… Теперь-то Луке Нотара можно было посочувствовать… потерять любимого сына! Сильный удар – тут сказать нечего…

Однако дела были сильнее эмоций. Назавтра протопроедр снова не явился обедать домой, усмотрев по пути, прямо ну углу, Зевку. Ушлый парень лениво обмахивался каштановой веточкой – это был условный сигнал. Отпустив возницу с коляской, Алексей, раскланиваясь со знакомыми, неспешно направился к площади Тавра, непроизвольно любуясь изяществом и красотой древних статуй и портиков. Улица – одна из центральных улиц Константинополя – была полна народу: мелкие торговцы, покупатели, моряки с гавани Феодосия, зеваки и просто гуляющие составляли шумную разноязыкую толпу, питательную среду для промыслов различного рода мошенников, вот типа Зевки.

Свернув за угол, протопроедр быстро прошел узким, заросшим лопухами проулком, выйдя на тихую Цветочную улочку и, заняв очередь, уселся на длинную лавку перед домом цирюльника Аристарха. Очередь была небольшая, пять человек, все солидные люди – торговцы, мелкие служащие, кормщик…

Немного погодя к жаждущим побриться-подстричься присоединился и Зевгарий, уже одетый в новую тунику и короткий шегольской плащ, в коих любила щеголять молодежь.