Андрей Посняков - Страж империи

Осень. Конец октября уже, Покров недавно прошел – и хлопоты-заботы крестьянские справлены. Теперь только охота, да промыслы… Да гулеванить можно, а когда еще-то? Уж точно, не весной, да не летом, да не ранней осенью, а вот, как раз сейчас. Тем более – воскресенье!

– А ну, Ваську-дударя зовите!

– Микеша, Микеша где? Он здорово на бубне умеет!

– А я на свирели могу!

– А не врешь, борода рыжая?

– Я вру?! А ну-ка, девки, давайте в круг!

И пошло. И поехало. Музыка, песни, пляски – такой вот образовался праздник. А чего ж? Некоторые на ярмарку съездили, а другим чего ж – по избам сидеть? Вот уж дудки!

И танцы, и частушки пошли, с топотом, с переплясом:

Староста Епифан не выдержал – шапку оземь, да тоже в пляс. Ухватил молодуху…

Тут и Микулишна:

– От, старый черт! А ну-ка в избу!

– Да что ты – в избу, Марфуша! – ох уж и разошелся Епифан, будто не степенный мужик – мальчик двадцатилетний. Отпустил молодуху, да к супружнице:

– А ну-ка, покажем, как мы в молодости плясали!

– Да ну тебя!

– Что, забыла, что ли? Аль не могешь?

В общем, взял супругу на слабо, раскрутил, раскочегарил… Уж так выплясывали – любо-дорого посмотреть. И вправду, мало кто из молодежи так сможет. Тут уменье надобно, сноровка, да и кураж…

Онфимка аж дар речи потерял, на хозяина своего глядя.

– Рот, Онфимко, закрой – ворона влетит!

– Да ну вас… Сермяшка, а ты, говорят, тоже на свирели могешь?

– Да запросто!

– А что ж стоишь, сопли жуешь? Беги за свирелью!

– Что не пляшешь?

Алексей обернулся, увидав позади Миколаиху, ведьму. Ох, и глазищи у нее – даже сейчас, в полутьме – пылали. Или это в них отражался костер? И месяц? И звезды?

Колдунья подошла ближе – красивая молодая баба, вдовица. Улыбнулась:

– Рада, что ты вернулся. Не зря грозу навела?

– Не зря.

– Думала – сгинешь. И молилась. За тебя.

Алексей поблагодарил шепотом. Миколаиха… как же ее имя-то? Кажется, Василиса… да, Василиса… Как Василиса Кожина, та, что партизанка, против Наполеона еще…

– Ты красивая, Василиса.

– Я знаю. Только счастья нет. Лучше бы… эх…

– Церковные не вяжутся больше?

– Н-нет… Только владыко наш, отче Варфоломей, в гости захаживает… Чудной он, – женщина улыбнулась. – Красивый такой, статный, как добрый молодец.

– Нравится тебе?

– Что ты, что ты, то грех – так мыслить!

– Уж не очень-то и большой. – Алексей тихонько хохотнул. – И большие грехи замаливают люди… Если он тебе нравится… и ты ему… Полагаю, ничего в том особо плохого нет. Ну грех, да… Так замолите!

– Ты так говоришь, Алексий, словно… – ведьма помолчала. – Не знаю даже, как и сказать.

– Так и не говори. А меня можешь не стесняться – я ведь у вас ненадолго.

– Я знаю. Чувствую. Жаль… Просьба к тебе есть.

– Да ради бога!

– Жернов у меня во дворе лежит – в избу бы занести, да Сермяшке не справиться. Мал еще.

– Кто мал, жернов? Шучу! Пошли, занесу…

Алексей знал, зачем его звали. Жернов – ха! Едва занес, как почувствовал в темноте избы томное дыханье Василисы, ощутил ее жаркие губы, соленый вкус поцелуя, гибкое, истосковавшееся по любви тело…

А какая грудь, живот, лоно!

Эх, хорошего б тебе мужика. Василиса!

– Тсс!!! – расслабленно потянувшись, ведьма вдруг отпрянула. – Кажется, идет кто-то… И – нагая – припала к оконцу, по-летнему не заткнутому ни бычьим пузырем, ни соломой, открытому. Прислушалась…

– Нет, помстилось.

Поднявшись с широкой лавки, Алексей подошел ближе и, погладив женщину по спине, властно притянул к себе…

А потом в окошко заглянула луна, осветив скудное убранство обычной крестьянской избы – лавки, сундук, стол. На столе блеснули в лунном свете синие стеклянные бусы, брслетики… и еще что-то круглое, цветное…

Алесей с любопытством протянул руку…

И вздрогнул!

На его ладони лежал круглый значок, обычный такой значок с булавочной застежкой и красно-желтым логотипом группы «Ария»…

…с детства любимой Лешкиной группы.

«Ария»!

Откуда здесь взялся этот значок? Догадаться не трудно… Оттуда, оттуда… Кажется, та старушка из полузаброшенной деревни говорила что-то о зле… о пришедшем зле. И те потеряшки – убитые стрелами мальчишки… убитые стрелами! Если вспомнить приметы, те самые, что висели на дверях сельской лавки – на одном была майка с групповым портретом «Арии»… значит, мог быть и значок, да что там «мог быть», наверняка – был. Вот этот. Прихваченный с собой в прошлое неизвестным злыднем… Господи! Значит, те шаги на болоте – никакое не эхо! Точно – кто-то проследил, крался… Но – кто? Кому было нужно? Зачем?

А низачем! Обычный маньяк, если можно так выразиться. Убил пацанов, скрывался, прятался на Черном болоте, а затем был затянут в воронку времени. Может такое быть? Вполне! Тогда, увы, этому чертовому гнусу не повезло – наверняка его схватили татары, те самые, что прятались у болота. Туда и дорога… Татары… А один из пацанов-то был убит стрелой! Хорошей такой татарской стрелой. Откуда она у маньяка? А черт его… Тогда появляется еще одна версия – кто-то из шайки татар, тех самых, что велели Сермяшке зачем-то следить за ним, Алексеем, случайно оказался в будущем… Ну да – ведь во время вызванной ведьмой Василисой грозы явно кто-то кричал, кричал совсем рядом. И крик был мужской. Ну точно – татарин! Тогда все сходится – оказался невесть где, тут какие-то непонятные подростки, наверняка – враги – убить их, и дело с концом! Потом прятаться, дожидаясь… его, Алексея дожидаясь!

Да, пожалуй, это ближе к истине. И сразу все становится на свои места, ну или почти все: и стрела убийцы, и проникновение, и татарский отряд – наверняка они не просто так ошивались у болота, поджидали своего или, может, искали…

И следили! Зачем? Надо выспросить у Сермяшки… И о татарах. И о значке.

И еще – поскорее добраться в Константинополь, ибо тот, его, Алексея, хрупок! Мир с Константинополем, не со Стамбулом, мир, в котором султан Мехмед не имеет почетной клички Фатих – Завоеватель – не имеет, и никогда не будет иметь! Зато это прозвище может поиметь другой… султан Селим… Селим Завоеватель, Селим Фатих… 1455 год, май… Захват Константинополя, страшная резня… Лишь только задержавшаяся на два года, ровно на два года.

Султан Селим! Выскочка, вознесшийся к власти на вершине мятежа янычар, давно и прочно недолюбливавших Мехмеда. Что о нем еще известно, об этом Селиме? Вспоминать, вспоминать! Эх, зря сжег тогда вырванные из учебника страницы! Ну да теперь уж поздно жалеть… Селим – не турок, ромей, родной брат какой-то из жен султана. Не какой-то, а красавицы Фирузы… из бывших гетер с Артополиона! Интересно, сейчас, вот в это время, она уже в гареме или еще гетера? Искать! Найти! Разузнать все о ней и ее брате! И не забывать о Романе Родинке. Этот лиходей знает о двух мирах! И пользуется воротами в пекарне… вернее, пользовался – теперь ворота закрыты. Навсегда ли? Узнать. Добраться домой и вплотную заняться всеми этими вопросами, а сейчас…