Анатолий Гончар - ХМАРА

- Я здесь, - отозвался он, вглядываясь в темноту и не снимая пальца с пускового крючка... Повелитель, - вновь прохрипел всё тот же голос, - нас предупредили.., нам сказали- ты придешь... Мы ждали... мы долго ждали... Приказывай, Повелитель! Мы чуем твоего врага. Только скажи, и мы разорвём его в клочья. Ты жаждешь его смерти, ты хотел убить его, но он спасся. Мы найдём его, мы убьем его для тебя, - из темноты, к изумлению и страху Хайлулы, выскользнули две продолговатые тени. Страшные клыкастые морды, под горящими красным огнем глазами, одним прыжком преодолев поляну, распластались на земле в трех шагах от оцепеневшего бандита. Его указательный палец так и застыл на спусковом крючке. Прыгни эти образины вперёд, и у застывшего как каменное изваяние Хайлулы не достало бы сил, что- бы привести спусковой курок в действие.

-Приказывай! - вблизи голос говорившей зверюги показался еще более хриплым и зловещим. Хайлула едва сдержался в своём желании попятиться.

-Да-да, убейте же его! Убейте! - поспешно воскликнул он, не столько торопясь покончить со своим противником, сколько стремясь поскорее отослать от себя этих огромных говорящих чудовищ. Удивительно, но теперь уже и он сам почувствовал присутствие русского, того самого, которого намеревался прирезать. От этого израненного, почти умирающего человека до сознания бандита стала доходить пока еще слабая, непонятная и от того ещё более пугающая угроза.

-Будет исполнено, Повелитель, - отползая назад, одновременно прохрипели волкодлаки, затем, жутко взвыв, поднялись на ноги и бросились в темноту ночи выполнять приказанное.

-Принесите мне его сердце, - вздрогнув от звука своего голоса, вслед удаляющимся зверюгам прокричал Хайлула, но ночь оставила его слова без ответа. Еще какое-то время спустя он слышал топот быстро бегущих ног, но вскоре всё стихло, а на поляну, освещенную тусклым светом мерцающих звёзд, вынырнув из-под полога леса, бесшумно выскользнули новые, тускло-размытые фигуры.

-Повелитель тьмы, мы подчиняемся тебе, - рухнувшие на колени тени приняли очертания нескольких заросших волосами, одетых в невообразимое тряпьё мужиков, державших в руках длинные круто изогнутые луки.

-Кто вы? - присев на выступающий из земли корень, спросил почти успокоившийся Хайлула.И, подумав, добавил: - Кто прислал вас?

-Мы лесные люди, господин. Охотой да трудами ратными прозябаемся, а пришли сами мы, без приказания и велений. Шаману нашему виденье случилось, зазерцало* перед ликом его, тьма разверзлась, и сказано было: отправь людей своих к древу старому. В ночь третью человек черный явится, ему и служить будите, а он повелевать вами. Так было сказано и пришли мы, зову твоему повинуясь. Служить готовы, аки собаки цепные. Всё исполним, приказывай!

Хайлула довольно хмыкнул.

-Что ж, раз так, то слушайте и повинуйтесь. Ступайте по душу моего врага, вслед за пущенными по его кровавому следу собачками. Найдите его и убейте! Сердце дерзкое в страхе трепещущее из груди вырвите и мне принесите.

-Будет исполнено, - склонившись к самой земле, пролепетали странные люди и, вскочив, кинулись выполнять приказанное.

А Хайлула посмотрел вслед удаляющимся фигурам и зябко поежился. Ночная прохлада мелкими капельками росы опускалась на сгибающиеся от собственной тяжести не кошенные луговые травы, мокрой дымкой висела в воздухе и, оседая на плечах бандита, с легкостью пробиралась под его тонкие одежды. Некоторое время он еще стоял, в ожидании новых гостей прислушиваясь к ночным звукам. Затем, когда его начало колотить от холода и внезапно прорвавшегося наружу нервного напряжения, решительно забросил оружие за плечо, собрал небольшую кучу валежника и вытащил из кармана новую китайскую зажигалку.

Прошло несколько минут, но костер по-прежнему не горел. Проклятая зажигалка только искрила и никак не хотела загораться. Разозлившись, Хайлула зашвырнул бесполезную штуковину в ближайший куст и со злостью уставился на высившуюся кучу веток. Ярость вскипела в его груди и он, подняв кулаки, потряс ими в воздухе.

Вырвавшееся из-под пальцев пламя на мгновение ослепило и заставило его отпрянуть назад. Хайлула почувствовал, как его спина заиндевела, словно покрываясь толстым ледяным наростом, а по лицу крупными каплями заструился горячий пот. Он растерянно оглядел свои ладони, но никаких следов ожога не обнаружил. Задумчиво постояв с минуту на одном месте, "чех", наконец, решился и снова сжал кулаки. Ничего. Новоявленный повелитель нерешительно потряс кистями, но результат остался прежним.

"Что это - сумасшествие?" - подумал он, и от этой мысли в его сознании с новой силой вспыхнула не контролируемая злоба. В тот же миг из-под пальцев правой руки с шипеньем вырвалось и тут же погасло синевато-фиолетовое пламя. Эмир* вздрогнул и, осмотрев свои ладони, надолго задумался. Затем, выставив вперед руки, раскрытыми ладонями вниз, направил так кончики пальцев, что они смотрели в сторону сложенных горкой веток и представил лицо так некстати ускользнувшего от него и потому ещё более ненавистного русского, недобро помянул Карима и всё время лезущего со своими советами Араба. Злость в сердце разрослась до неимоверных размеров, и тут же из-под его жёстких, черных от грязи ногтей с громким шипением слетели две переплетающиеся меж собой молнии, и ударили в сложенные шалашиком сухие ветки. Багровые искры с треском рассыпались в разные стороны, и в свете ночи полыхнуло пламя быстро разгорающегося кострища. Бандит заскрежетал зубами, и новый сноп молний ударил в уже вовсю полыхающее пламя костра, затем ещё и ещё. Хайлула вскочил на ноги и простёр к небу свои объятые пламенем руки.

-Я нарекаюсь Повелителем тьмы, - вскричал он, и над ночным лесом пронесся громкий хохот народившегося мага.

Деревья расступаются, и я оказываюсь на небольшой полянке. В блеклом свете неясной луны, едва мерцающей за дымкой облаков и багровом мареве зарождающегося утра, моему взору предстает маленькая, обветшалая избушка, стоящая на восточной окраине поляны и взирающая на мир вытаращенными зенками квадратных окон. Высокий фундамент, аккуратно выложенный из серого камня, поднимает избушку ввысь и, кажется, та парит над буйно разросшимися травами. Деревянные ступени порога ведут на масюсенькое крыльцо, манящее приветливо раскрытой дверью. От внезапно налетевшего порыва ветра дверь неистово скрипит и распахивается во всю ширь, а на крылечке появляется худощавая, высокая старушка в цветастом платочке и, обеспокоено охая, бежит мне навстречу. Я, делая очередной шаг, слышу за спиной щелчок сорвавшейся тетивы, и новая неимоверно-жгучая боль от раздирающей бедро стрелы пронзает моё тело. В глазах мутнеет, кажется, мир подернулся красным. Старушка вскидывает руки и, бог мой, с её ладоней срывается длинная ослепительно-белая молния. Краем сознания скорее чувствую, чем слышу за спиной чей-то пронзительный не то крик, не то визг. Из последних сил переставляю непослушные, словно набитые ватой ноги, зацепившись носком "берца" за ставшую вдруг неимоверно высокой траву спотыкаюсь, и не в силах устоять, падаю на подхватившие меня женские руки. Сознание покидает моё скованное безмерной тяжестью тело, и я проваливаюсь в долгое, тяжелое беспамятство, лишь иногда прерываемое пронзительной болью, обрывками каких-то видений и мыслей. В просветах небытия: темные, почти черные стены увешанные пучками трав и густо оплетенные белесыми нитями паутины, морщинистое лицо склонившейся надо мной бабульки, резкий, едкий, удушливый запах, казалось бы, источаемый самими стенами. И бесконечно повторяющийся то ли сон, то ли видение: бородатые, перекошенные злобой рожи, внезапно возникшие из-за насыпи, грохот в ушах, резкая боль в груди и несущее холод и смерть цоканье, плюханье, шуршание под ногами, стоны, кровь, крики и снова спасительное беспамятство. Всё это продолжается бесконечно долго. Только чередующиеся свет и тьма говорят мне, что дни сменяются днями и я еще жив.