Дмитрий Хван - Шаг в аномалию (Зерно жизни) [СИ]

В мае Карпинский опять вернулся в острожек, сменив предыдущую партию морпехов, только теперь в пятёрке поселковых появился новичок — молодой тунгус из первого разбитого кочевья. Он уже вовсю разговаривал по-русски, так что проблем, которые были раньше, уже не существовало. С казаками за зиму сдружились конкретно, мужики оказались мировые. Правда поначалу, они казались какими-то нелюдимыми, но то было по первости. Со временем, мужики совсем скорешились, кстати, Пётр узнал много интересного и в тоже время пугающего, о жизни Московского государства и простых его людей. Интересными были рассказы о приключениях казаков в Сибири, о городках и острожках, ими строимых. О быте, о семьях, правда некоторые, такие как Афанасий Хмелёв, семьи своей и не знали. Воспитывался при церкви в Свияжске, работал на церковных полях, рубил лес, строил. А с семнадцати лет просто взял и ушёл в Казань, прибился к небольшой ватажке казаков, отправляющихся в Сибирь на промысел ясака, да приведение под государеву руку диких племён. Так и мотался по Сибири, пока не осел в Енисейском остроге, став десятником у Петра Бекетова.

В то же время пугающего наслышался он немало, казаки рассказывали о смуте и запустении в Московии, о голоде — привычном спутнике крестьянина, о войнах и походах иноземцев в русские пределы. Рассказывали они о бесчинствах поляков и литвинов на Руси, о притеснении православной веры на землях ими захваченных. О злом Крымском ханстве, кровавым клещём присосавшемся к русским землям и о Османском государстве, за ним стоявшем и поработившем многие народы православной веры, которые сейчас стонут под их игом. Как представителям Новгорода, морпехам особенно подробно рассказывали о резне в Новогородии, устроенной шведскими захватчиками, когда целых волости просто вырезались под корень и не оставалось в округе живой души — ни человека, ни собаки.

Пётр сидел у костра и ужасался подробностям, которые вываливали на бойцов не смущавшиеся по этому поводу казачки. Оказывается, шведы только лет десять назад ушли из Новгорода, а до этого сам город и большая часть северо-западной Руси находилась под пятой шведского солдата, залившего её кровью несчастных жителей. Но из Новгорода-то они ушли, но оставили за собой большую часть новгородских земель, закрыв Руси выход в Балтику.

— Эх, при Иване Великом-то свеи не баловали так, — приговаривал Хмелёв.

Странно, но русский разговорный язык семнадцатого века, был не столь сложен для понимания и уже через пару недель, выспросив у казаков про особенно непонятные слова и термины, люди из двадцать первого века уже понимали их практически полностью. Как рассказал Кабаржицкий, получалось примерно как в Югославии, где он был в середине девяностых: сербы и русские говорили на своих языках, но друг друга понимали хорошо. Так и тут — самим говорить на языке Московии не получалось, разве что ввернуть ради красного словца что-нибудь эдакое, но понимать — получалось. Так же дело обстояло и у казаков, так что проблем с общением не наблюдалось, к общему удовольствию.

Карпинский вдоволь наигрался и с оружием казаков — помимо страшных на вид бердыша, сабель и копий у них имелось в острожке три фитильных ружья. Сначала еле упросив Хмелёва дать ему разок выстрелить из такого раритета, потом Карпинский десять раз пожалел об этом. Это же сколько всего надо было сделать, чтобы эта дура наконец выстрелила. Зато уж, когда ему удалось воспламенить порох через затравочное отверстие в стволе, последующий выстрел потряс его и в буквальном и в переносном смысле.

— Да-а, конечно неплохо. Но у вас слишком сложно всё, — сказал Пётр, возвращая ружьё лыбившемуся Афанасию, когда дым от выстрела почти рассеялся.

На следующий день, после удачной рыбалки, обитатели Удинского острога сидели на островном берегу, смотрящего в сторону Ангары. День неторопливо клонился к вечеру, неожиданная майская жара спала и наконец-то задул долгожданный прохладный ветерок. Пётр, нанизывая на отобранные Новиковым у Игоря-почвоведа, шампуры куски потрошеной рыбы лениво поинтересовался у Афанасия.

— А что, Афоня, когда, говоришь, твои должны быть?

— Да хоть вчера, хоть завтра, Пётр. Енто мне не ведомо, но пора бы уже, — снимая первую партию рыбного шашлыка, ответил Хмелёв.

— Думаю, что сегодня будут, — заметив удивлённый взгляд десятника, он просто указал шампуром с нанизанным кусочком на приближающуюся лодку. Возвращались двое казаков, посланные в полдень на Ангару в дозор.

— О, так и есть, Макарка со Жданом поспешают, ишь шапкой машет, точно наши идут! — Хмелёв вскочил и, сорвав с кудлатой головы шапку тоже истово завертел ею, звонко свистя.

Разделывавший рыбу тунгус, тоже поднялся с брёвнышка и заинтересованно глядел на реку, приложив ко лбу ладонь, заслоняясь от солнца.

— Смотри Петя, за той ещё лодки, — он указал на появившиеся за первой лодкой другие.

— Нет, это не лодки, это…, — Карпинский силился вспомнить, как это можно назвать.

— Струги енто, Петя! — рассмеялся над Карпинским десятник.

— А точно! Как у Разина, — хлопнул себя по лбу Пётр.

— У ково?

— Ну, неважно.

Хмелёв махнул рукой и пошёл к бережку, встречать лодку. Пристав, казаки выскочили из лодки и, бурно жестикулируя и показывая на струги, начали что-то втолковывать десятнику. Тот, слушая, лишь кивал. Афанасий, подошёл к Карпинскому, лицо его заметно стало мрачным и выражало обуревавшее десятника раздумье.

— Ну что, Петя…

— А что, Афоня, говори, что на тебе лица нет? — Карпинский заметно напрягся.

— Ну, короче. Там отряд казачков Якова Хрипунова идёт. День хода их разделяет. Сейчас струги подойдут, разъяснят мужики что да как.

— А кто таков этот Хрипунов, — поинтересовался Пётр у казака.

— Бывший воевода енисейский, злобен и жаден, опасаться его следует. Не ровен час, острог наш спалит. Он за ясаком идёт по земле брацкой, где Пётр Иванович уже ясак брал. Мы ужо застолбили это место.

Струги, тем временем, подошли к островку, с носа спрыгнуло несколько человек и казаки принялись разгружать припасы для острога, порох да свинец для пищалей и для медной пушечки, привезённой только что. Мешки с зерном и мукой, соль и прочее, Петру послышалось хрюканье. Казак с лодки крикнул, про наказ Бекетова отвезти поросят и зерно к полковнику Смирнову, де не забыли. Добавил с ухмылкой, что эти хрюкающие твари несколько раз чудом не были сожраны в пути.

— Позже свезём их к вашему городку, — сказал десятник и пошёл к стругам.

Чуть позже при свете костра, казаки, собравшись в круг, стали обсуждать последние вести из Енисейска. Карпинский, Ким и Коломейцев только слушали и обалдевали. Что творится у этих казаков, какая-то война идёт. И за что? За места сбора шкурок пушного зверя да за приведение туземцев в подданство Московского царства.