Дмитрий Хван - Шаг в аномалию (Зерно жизни) [СИ]

Размышления Соколова прервал короткий стук в дверь, подняв глаза на дверь, в тусклом свете подвешенного у дверного проёма стеклянного фонарика он увидел морпеха, который деловито доложил:

— Вячеслав Андреевич! К вам Вигарь просится, тот, что корабли привёл…

— Да, да, я помню, — Вячеслав поднялся из-за стола, чтобы встретить поморянина у дверей. Морпех, посторонившись, пропустил к князю немного робеющего Вигаря.

— Ты поклоны мне не бей, проходи, садись! — Соколов отодвинул стул от Т-образного стола и сел так, чтобы Вигарь был напротив.

Тихонько потрескивали дрова в греющейся на ночь печи, с улицы доносились звуки готовящегося к отбою посёлка, да собачий перебрёх.

— Как здоровье, как люди твои, хорошо ли всё? — начал разговор Соколов.

— Бог миловал, я да все товарищи мои живы-здоровы, благодарствую, — осторожно, выговаривая каждое слово, ответил Вигарь.

— Зови меня Вячеславом, Вигарь. С чем пожаловал?

— Приплыли мы сотоварищи в эти неведущие земли по указу людишек твоих. Так вот, обещались они за удачное, по воле Божьей, доставленье уплатить нам, помимо прочего и рухлядью мягкой. Се учинилось ведомо тебе токмо сейчас?

— Да, не знал я этого. Но ничего, уплатим тебе и шкурками, за отличную работу не жаль, — сказал Соколов, отметив, как явно Вигарь повеселел.

— А что, Вячеслав, и то великое озеро и берега его тоже вашего княжества пределы?

«Эка хватанул, но почему бы и нет?» — подумал князь ангарский.

— Да, Вигарь. Озеро это Байкалом зовётся.

— Хотевши узнать я о том, ежели надобно тебе буде людишек ещё до княжества твоего вести, то я завсегда готовый к сему. Путь я добро ведаю и пороги знаю — все отмечены. Токмо вестишку дай через людишек своих.

— Конечно, Вигарь! — Вячеслав встал из-за стула и заходил взад-вперёд между столом и лавкой.

«Ухты, жарковато стало» — Соколов снял свитер и закатал рукава рубахи, — «А перспективки-то неплохие вырисовываются!».

Вячеслав наконец обратил внимание, что поморянин выпучив глаза, пялится на его правую руку.

— Знак Сокола! — прохрипел Вигарь.

— Как… — не понял Соколов.

На руке ангарского князя пониже локтя красовалась татуировка, сделанная ему ещё в Советской армии земляком из Луцка — украинский трезубец.

— Род Сокола, знамо дело. Се теперича ведомо стало мне.

Вигарь встал, скомкано попрощавшись, у двери отвесив поклоны, скоро вышел из комнаты, оставив Вячеслава в полном недоумении. Соколов присел на стул, с шумом выпуская воздух из надутых щёк.

«Вот задачки-то предки задают!» — почесал он голову и решительно закатал рукава, последнее время он всё хотел было свести эту татуировку, больно уж нелепо она выглядела в свете ведомой Украиной политики. Да всё как-то не доходили руки, а точнее ноги, до салона — то времени не хватало, то откладывал, то забывал. А вот, поди же ты.

Дверь снова приоткрылась, на сей раз без доклада. Это значило только одно. Он рывком встал, сердце князя забилось.

— Ну что, ты свободен, Слав? — проворковал женский голос.

— Конечно, Дарьюшка!

— Да осторожней ты! У меня чайник горячий, — она хотела ещё что-то сказать, но её губы оказались в плену страстного поцелуя.

— Великий государь, самодержец, Михаил Фёдорович, ещё вести с Сибирской землицы есть. Вот с Енисейского острожку воевода, Жданко Кондырев, челом бьёт и тебе, государю, вестишку шлёт, что де, князец Ангарской землицы Вячеслав да Ондрей, боярин его, учинились тебе, великому государю, непослушны быть и ясаку с себя давать не хотят. Да брацкой же землицы князец Баракай велел брацким людем слушаться тех людишек ангарских, да твоих государевых служилых людей прогонять, а тех тунгуских людей, которые живут блиско брацких улусов, взяли к себе в улусы и ясаку им с себя тебе государю давать не велели, а емлют с них ясак брацкие люди на себя и тем ангарским людем стали давать, взамен товаров ихнех. Вели, государь самодержец, смирить их и под твою государеву цареву высокую руку привести, — боярин откашлялся и передал бумажный свиток думному дьяку Волошенину, который тут же впился цепким взглядом в бумагу.

— Что скажешь государь, как с ними поступать с ослушниками воли твоей?

Михаил Фёдорович, не сомневаясь и минуты, еле слышным голосом проговорил:

— Отписать в Казанский приказ, чтобы послали для усмиренья князцов этих казачков добрых с Енисейского острогу. А спрос учинить с воеводы енисейского. Что ещё? — спросил царь, потирая нывшие ноги.

— К Томскому городку татары подступали. Городка не взяли, но пожгли округу, да увели людишек в полон.

— Кто там воевода?

— Петрушка Пронский, государь, — раздался услужливый голос.

— Так пускай он пошлёт служилых казаков с атаманом, да на ближнех татар, кои в нападении участие имели. А ежели у кого полонян найдут, то со всею жесточью расправу учинять.

— Истинно так, государь. Далие литовские дела…

Голос замолк, видя, как болезненно сморщилось лицо самодержца.

— О том с Фёдором Никитичем слушать и рядить будем.

— Идут, идут! — рыжий мальчуган кубарем скатился с холма, разбрасывая в стороны пожухлую листву и обильно собрав её на свою одёжонку. Поднявшись на ноги, мальчик припустил к Святице, продолжая выкрикивать радостную весть. Деревня стояла на реке в полукилометре от залива, протянувшись по обоим берегам реки Вежма. У околицы его остановила женщина, с тревогой в голосе спросив:

— Соколик ты мой, парусов-то, парусов сколько видал? — машинально снимая с шапки мальчишки приставшие листочки.

— Во сколько! — паренёк выставил пятерню и ещё два пальца с другой руки.

Женщина облегчённо выдохнула и перекрестилась, осев у изгороди и схватившись рукой за жердину изгороди:

«Семь. Хвала тебе, Господи!»

— Молодец, Бойко! Глазастый какой, я отсель ничего не вижу, а он и паруса высмотрел, — Борзун, родной брат Вигаря, с удовольствием наблюдал, как безмерно горд его похвале рыжий мальчишка.

Вся деревня собралась на берегу встречать кочи, ведь у каждого человека в деревне в путешествие по Студёному морю ушёл родственник. А ритуал встречи возвращающихся сыновей, мужей, братьев, отцов — это святое. И, хотя все уже знали, что возвращаются все семь кочей, люди всё равно напряжённо вглядывались, считая паруса. Наконец, толпа взорвалась восторженными криками, полетели вверх шапки, даже деревенские псы забегали по берегу, лая, как заведённые и разбрызгивая вокруг себя холодную воду. Теперь жители Святицы всматривались в приближающиеся корабли, стараясь высмотреть родного человека. Несколько парней уже вышли встречать отцов на лодках, ещё пара белобрысых братьев толкала лодку на воду.