Глеб Дойников - Возвращение Варяга

—То, что у этих кинодеятелей и засраков (заслуженные работники культуры, однако, точнее чем они себя сами называют — и не скажешь) переврана вся историческая часть — это я еще могу им простить. Хотя реальный, а не выдуманный героизм, крутизну и ум Колчака показать было бы никак не сложнее, чем изобразить на компе ту ересь, что они сняли [27]. То, что ни один корабль на себя не похож и все бои перевраны — тоже я бы пережил, хотя лично мне как серпом по яйцам, Ир! — из — за соседних столов стали оборачиваться люди, тоже только — что вышедшие из того же кинозала, — и даже обсусаленность Колчака я бы им простил, герои стране конечно нужны как никогда. Хотя как политик он даже хуже и бездарнее наших нынешних деятелей. Но неужели тебе не интересно, почему те же самые матросы, в начале фильма героически идут на смерть на «Сибирском стрелке», под командой героев офицеров? Чего, кстати, не было, ту минную постановку провели как и положено, ночью, но героизма русских моряков на той войне хватало, нефига было выдумывать сценаристам этот дебильный бой. А всего через полчаса, они же — оборванная, недисциплинированная толпа, радостно поднимающая на штыки тех же офицеров, что уже было и на самом деле. Ну понятно, они же «быдло». А утонченные, лакированные господа офицеры, которые «играли в фанты» до момента, когда их нанизали на штыки как шашлык, это идеал. А ведь верно — они действительно идеал для нынешней гламурной богемы. Ни те ни другие абсолютно не обращали и не обращают снимания на реальную жизнь своей страны и своего народа. И только в последний момент, цепляясь скрюченными окровавленными пальцами за штык пьяного матроса в своем пузе, они удивленно подумали, а наши еще подумают — «но за что?». И в голову их, занятую фантами, феррарями и вечеринками, не придет — что сделали это с собой именно ОНИ. Единственно что еще можно смотреть в этом фильме, это красивая лав стори. И то если выкинуть за скобки тот факт, что оба любовничка как — то избавились от супругов и малолетних детей.

После того вечера под отношениями с Ириной была подведена окончательная и жирная черта. А теперь Петрович задумчиво смотрел на невольного виновника его разрыва с женщиной, которой теперь скорее всего не суждено будет родиться. На красавчика Хабенского курносый Колчак не походил абсолютно, чем и был Петровичу симпатичен. Вспомнив о посетителе, который уже начала нетерпеливо переминаться с каблука на носок, Петрович вспомнил и еще кое что.

—Александр Васильевич, а почему вы все еще не на миноносце? [28]

—Вам что, Степан Осипович на меня нажаловался? — снова вскипел горячий татарин Колчак, — ну да, я ему уже пять рапортов подал о переводе на миноносец. Они в море, воюют, да и сам я миноносник. А он все «не с вашим ревматизмом, вы для России ценней как исследователь Севера»... А вам то, Всеволод Федорович какая разница, посмеяться решили?

—Вообще-то хотел вам предложить должность командира миноносца, но теперь даже не знаю, нужен ли мне столь ершистый подчиненный, — усмехнулся в усы Руднев, которому все больше нравился молодой и горячий офицер.

Которого, к тому же, надо было любой ценой продвигать по флотской лестнице. Хотя бы для того, чтобы держать подальше от политики. Ибо хороших адмиралов в России всегда было очень мало, а вот плохих политиков наоборот — завались.

—Вы хотите снять с «Беспощадного» Римского — Корсакова? Я не настолько стремлюсь к должности капитана эсминца, чтобы занимать ее ценой подсиживания своего хорошего друга и отличного командира.

—Командир он и правда хоть куда, имел шанс убедиться. И стреляют его молодцы метко, могу засвидетельствовать чуть голову мне не оторвали при первой встрече. Но для вас у меня есть другой кораблик... Отнесите-ка этот конверт на «Аскольд», и возвращайтесь с Грамтчиковым, я пока вам замену на «Аскольд» поищу.

Через неделю весь Владивосток вывалил на набережную — от порта в сторону острова Русский на буксире тащили бывший японский миноносец. По толпе ходили слухи — после долгих и тщетных попыток восстановить корабль в доке, его завтра должны были расстрелять из орудий крейсеров. По другой версии ремонт был закончен, но потом на корабле случился пожар, и он полностью выгорел. В пользу последнего слуха говорил вид буксируемого корабля — на свежей краске выделялось угольно черное пятно копоти, покрывавшее обе трубы и кожух машинного отделения. Сам кожух казалось был вывернут изнутри, мощным взрывом. Стоящий в толпе морской лейтенант в пол голоса, под сочувственным взглядом китайца портного проговорил, — «как эти идиоты, царство им небесное, могли при первой же пробе взорвать два котла, не понимаю, теперь только как мишень и использовать». Действительно, утром на рассвете буксир потащил от острова в сторону восходящего в океане солнца тот же двухтрубный силуэт, который спустя пару часов пропал на горизонте в мешанине взрывов снарядов выпущенных четырьмя крейсерами.

О настоящей судьбе трофейного миноносца «Восходящий», вместо которого была расстреляна «загримированная» под него старая баржа (в лучах заходящего солнца, на горизонте можно перепутать и не такое), знали немногие. Только командиры кораблей Владивостокской эскадры и экипажи трех кораблей. Самого «Восходящего», «Беспощадного» которому предстояло действовать с ним в паре и вспомогательного крейсера «Москвы». «Москва» занималась и их снабжением в Заливе Святой Ольги, куда ночью своим ходом ушел вполне исправный миноносец. Должна она была и сыграть свою роль в весьма своеобразной набеговой операции. После месяца интенсивных тренировок, в поход вышли три корабля — по старорусской традиции соображать решила на троих. Недавно переоборудованная во вспомогательный крейсер «Москва» — захваченный японский угольщик — вела с собой два столь разных миноносца. Вернее, с учетом того, что миноносцы шли в головном дозоре, а вооруженный транспорт плелся за ними, скорее вели его они. Через неделю блуждания на траверсе входа в Цусимский пролив, отряд обнаружил искомую цель — три транспорта в сопровождении явно военного корабля. Забежав вперед, и дождавшись заката миноносцы начали заранее отрепетированное и не раз разыгранное «понарошку» представление. Теперь все зависело от того, поверят ли в него благодарные зрители — японцы. А в случае если они, подобно знаменитому Станиславскому, завопят — «не верю!», то минимум один русский миноносец обречен.

На мостике «Ицукусимы» капитан первого ранга Коки Кимура был весьма недоволен. Ему уже третьи сутки не удавалось поспать более часа. Вообще вся его служба с момента перевода со вспомогательного крейсера «Никко — Мару», взамен погибшего во время боя с «Богатырем» прошлым капитаном, пошла не так. Казалось бы — его повысили до кап раз и перевели с полугрузового парохода на настоящий, пусть и старый, крейсер. Живи — и радуйся, к тому же — крейсер только что после ремонта. Увы — радоваться пока не получалось, да и для жизни времени практически не было. Для начала, пока крейсер стоял в доке на ремонте, с него списали добрую половину опытных моряков — пара новых броненосцев требовала больше специалистов, чем было подготовлено на «Ниссин» с «Кассугой» (о причинах непопадания этой сладкой парочки в Японию — см. первую книгу). Дальше — больше. Запланированная замена монстрообразного орудия огромного калибра (из которых никто за всю историю тройки крейсеров типа «Мацусима» никуда не попал, не смотря на многочисленные войны в которых те принимали участие) на современную восьмидюймовку Армстронга так и не состоялась. Вернее старое орудие то сняли, но вместо ожидаемого нового морского орудия воткнули одинадцатидюймовую гаубицу, явно берегового происхождения. На вопрос Кимуры — «за что?», инженер с верфи, по секрету, рассказал ему, что это «вынуждено — гениальное» решение. Вынужденное потому, что вместо потребного для ремонта восьмидюймового орудия, пришлось спешно перезаказывать десятидюймовку для ремонта «Якумо». А гениальное... Если «Коки-сана удастся туманной осенней ночью подойти к бухте Порт Артура на расстояние выстрела, то гаубичный снаряд такого калибра в палубу любого русского броненосца — весьма вероятно его смертный приговор». Коки не стал переубеждать «берегового моряка» по поводу нереальности его планов — в туманную ночь, стрельбой по площадям попасть в палубу невидимого артиллеристам корабля можно только случайно. Если уж в барбет «Ицукусимы» всерьез устанавливали ЭТО, значит нормальных орудий в стране Ямато просто не осталось... А этот внеплановый поход был еще хуже обычного.