Андрей Величко - Генерал его величества

Никакого особенного блефа в моем предложении не было — ведь у меня имелось четыре мощных сварочных агрегата, а к ним в качестве дополнительного оборудования и плазменные горелки. Немножко потренировать водолазов, чтобы научились не гасить дугу при погружении, и вперед, пароход-то не бронированный, резаться будет почти как бумага. Это сваривать под водой надо уметь, а если требуется только кромсать, так ведь ломать не строить.

— Так что присылай ко мне нырятелей, — подытожил я, — покажу им, что и как делать. Именно сегодня присылай, потому как завтра я хочу на перешеек съездить. И не возмущайся, я уже звонил туда и узнал, что вот там-то особых поводов падать в обморок нет. Хотя, конечно, в планах оно выглядело малость пооптимистичней…

Следующим утром я, как и собирался, приехал на перешеек. Тут было затишье — положив около пяти тысяч своих солдат в трех штурмах, японцы четвертый день не проявляли активности. Наши войска находились на второй линии предполья, попытка задержать японцев на первой не удалась, хоть и обошлась нам в почти полсотни убитыми и раненым генералом Кондратенко. Но на второй линии японцы были остановлены. Впрочем, это были временные позиции, первая линия основных находилась в трех километрах позади, имея опорным узлом гору Самсон. Штаб Каледина сейчас находился у правого подножия этой горы.

— Похоже, место сосредоточения у японцев в полутора километрах за передним краем, — поделился сведениями генерал. — Вон, развалины видите? За ними не просматриваемая с нашей стороны лощина, похоже, там скоро будет людно… Ни гаубицы, ни минометы мы в дело еще не вводили.

— Вот это здорово, — обрадовался я. — А с минами они как, уже познакомились?

— Тоже пока нет. Как раз сейчас заканчиваем минные поля, во время предыдущих штурмов их тут не было. Но фронт слишком широкий, поэтому мы их делаем только по двум наиболее удобным для вражеского наступления направлениям.

Вернувшись с перешейка, я зашел на узел связи — вчера наконец-то прилетевший разведывательный дирижабль отправился в свой первый полет над Японией, и я ждал вестей от Собакиной. Они были, связь с ней уже состоялась, и теперь я читал донесения нашей Ксюши.

«Чухачи Ниномия, инженер, возраст примерно сорок лет. Энтузиаст авиации. В 1891 году построил первую летающую модель с резиномотором. В следующем — более крупную и совершенную с пружинным. Эта модель уже имела крыло нормальной конструкции (передняя, задняя кромки, лонжерон, нервюры, двухсторонняя обшивка). Форма крыла — эллипс (тут я присвистнул — „ну и ни хера ж себе!“). В 1901 году был командирован в Англию, где ознакомился с нашим „Святогором“. Затем консультировался в Кембридже. Интуитивный аэродинамик. Несмотря на отсутствие у него аэродинамической трубы, смог создать профиль, похожий на примененный в „Тузике“.

Иочиро Токигава, возраст примерно двадцать семь. Капитан. Отлично знает сопромат и теорию машин. Неплохой летчик. Еще год назад доработал шасси „Варриора“, так что оно стало даже лучше, чем у „Пересвета“. В настоящий момент закончил проект облегчения „Спитфайра“ примерно на 100 кг, причем утверждает, что крутильная жесткость крыла даже повысилась.»

Вот, значит, эта пара и ставит на крыло японскую авиацию, не испытывая недостатка в средствах. Пока у них еще нет своих моторов, но я не удивлюсь, если и в этой области проклюнется какой-нибудь самородок. В общем, около Токио, в Накано, сейчас рождалась первая японская авиафирма «Нигихаяки дэнки». Хорошо хоть, что и летная школа там же. Кстати, аварийность у них была дикая даже по меркам нашей Ходынки, но это их нисколько не останавливало.

Так что потери в самолетах Япония сможет восполнить довольно быстро. А как с летчиками? Ну, хоть тут-то нормально! То есть пилотов сравнимой с нашими квалификации у японцев нет вообще. Курс обучения на «Варриоре», который у них называется «Сейку» — три месяца, лучших отправляют учиться на «Спитфайрах», это еще три. То есть даже наш сержант-новичок, только что из летной школы, летает куда лучше самых опытных японцев. Кроме, может быть, этого Токигавы, который, по словам Ксюши, при некотором везении смог бы сдать на третий класс. Кстати, «Спитфайр» ихнего производства будет называться «Хаябуса»! Прямо чем-то родным повеяло…

За время моего лежания накопилось немало и других новостей, причем главные были из Питера и с Индийского океана.

Паша добрался-таки и до англичан, захватив их судно «Мюррей». Я почитал его доклады.

Остановилось судно по первому требованию, но досмотровую команду на борт пытались не допустить, пришлось дать пару очередей поверх голов. И все равно капитан «Мюррея» не понял серьезности обстановки, не хотел открывать трюм, а потом и вовсе распоясался, бросился на Пашиного лейтенанта и нанес ему сильнейший удар яйцами по ноге. Понятно, что лейтенант этого не стерпел, так что дальнейший осмотр судна проходил в компании первого помощника. В общем, на этом корыте было полно взрывчатки, деталей к орудиям и еще много чего. Правда, грузов, которые нельзя было бы признать военной контрабандой, там не обнаружилось вообще. Так что Паша с чистой совестью арестовал судно и уже начал помаленьку прикидывать, кому бы его повыгодней загнать вместе с грузом.

Но англичане взвились и подняли совершенно жуткий визг. Типа, нарушение международного права, груз мирный… Это при том, что перечень этого «мирного» уже появился в немецких газетах, причем с фотографиями! Ну совсем совесть потеряли, ей-богу. И реагировать начали как-то насквозь нелогично. Казалось бы, обидела вас Черногория — так возьмите лупу посильнее, найдите на карте эту страну и адресуйте туда все свои претензии! Так нет, нашли, понимаешь, крайнего, то есть Николая, и первым делом начали давить на него — правда, поначалу неофициально. К царю явились адмирал Авелан с Ламсдорфом и заявили, что пароход надо бы вернуть, а то англы очень обидятся… Но Мари была уже предупреждена и сейчас изображала из себя защиту и опору своего травимого со всех сторон старшего сына. Именно она задала этим господам вполне резонный вопрос — а мы-то тут причем? Не брали мы этого парохода! А раз говорим «не брали», значит, не отдадим.

Потом появилась и официальная нота Черногории, но тут явно нашла коса на камень. Черногорский Николай Первый ответил, что все происходит в полном соответствии с морским правом, и предложил во избежание недоразумений в дальнейшем создать где-нибудь в Гааге международный суд. Причину такой твердости духа я знал совершенно точно — Гоша отчислял тому Николаю двадцать процентов со своих спекуляций на шумихе вокруг действий Пашиной эскадры — и уже первый взнос совсем чуть-чуть недотягивал до годового бюджета Черногории. В случае же войны с Англией цифру обещано было поднять до пятидесяти процентов! Ну и национальная гордость опять же, нотами вон на равных с Англией обмениваемся… Так что тут думать надо было скорее о том, как в случае чего удержать Черногорию от слишком активных действий.