РЎСЌР№ Алек - Р-ар чужими руками

– Карл. – Гейдрих покосился на министра пропаганды и образования. – Карл-Вильгельм Геббельс, семнадцать лет.

Йозеф Пауль Геббельс поперхнулся воздухом и покраснел как рак.

– Успокойтесь, партайгеноссе, он утверждает, что вы не родственники.

– Ни с какого боку не родственник. – покачал головой симпатичный юноша с коротким ежиком светлых волос.

Ойген фон Рок, доверенное лицо Рейнхарда Гейдриха, поморщился и покосился на коллегу из Абвера.

– Не являетесь рейхсминистру ни родственником, ни свойственником, ни сводной родней? – спросил Ансельм Борг, фрегатенкапитан, откомандированный на это дело от ведомства Канариса.

– Нет, герр офицер. – устало ответил тот. – Геббельсов у нас, как в России Ivanovih.

– А у вас откуда такая информация? Про Россию? – мягко поинтересовался фон Рок.

– Да из Интернета же! – парень попытался вскочить, но прикованные к столешнице запястья не позволили ему распрямиться, и он упал обратно на табурет. – От сетевых приятелей! Ну поймите же, Бога ради, я – из будущего. Там все – ВСЕ!!! – иначе.

– Учитывая то, что вы подошли к ближайшему жандарму и сдались – не все. – ответил Борг. – То, что вы потребовали направить вас к ближайшему контрразведчику… да, это говорит в вашу пользу, герр Геббельс. Но, скажите откровенно, что бы вы сделали на нашем месте? Поверили бы в то, что вы – путешественник во времени?

Карл Геббельс, ни с какого бока не родственник, простой школьник семнадцати лет от роду задумался… еще раз задумался… и ответил.

– Никак нет. Я бы на вашем месте… – голос мальчишки пресекся, он тяжело сглотнул, но… но выпрямился, глядя в глаза Боргу, глянул гордо… Независимо… И затравленно… Но сдавленным голосом продолжил. – На вашем месте я бы расстрелял и забыл.

И тут же он, этот секунду назад гордый борец, заплакал. Согнулся в реве.

– Вы-ы-ы-ы… не имеете права… я немец…

Карл плохо знал историю. Кому сейчас нужна история?!! Нужны маркетинг, экономика, математика, химия, физика… А история? Но он хоть как-то слушал преподавателей в школе, и из лекций по эпохе нацизма вынес твердую уверенность – чистокровного немца в 1938-м году просто так расстрелять было нельзя. Блажен кто верует…

– Никто не собирается вас расстреливать, юноша. – раздался голос от двери. Голос… профессорский, иначе не назвать. – Вы теперь достояние Рейха. Будь у нас Святой Грааль, вы б равнялись по ценности с ним.

Представитель Абвера покосился в сторону бесшумно открывшейся двери, а затем на коллегу из СД. Фон Рок пожал плечами.

Сев напротив рыдающего парня незнакомец грустно улыбнулся, выложил на стол портсигар, и спросил:

– Курите?

– Не-ет, это вредно… – юный Геббельс нашел в себе силы ответить. – Повесите, да? Лучше…

Парень захлебнулся.

– Лучше расстреляйте, это не так страшно.

– Да почему мы вас должны вешать? – развеселился гость. – Вы же еще ничего такого не сделали.

Ответа он и не ждал, поэтому продолжил:

– Кстати, меня зовут Карл Мария Вилигут, бригаденфюрер. Тезки, можно сказать, геноссе. Господа, что ж вы запугали молодого человека до такого состояния? Он нас неизвестно за кого принимает. За чудовищ каких-то просто.

Юноша склонился к прикованным рукам, вытер слезы и смог наконец разглядеть вошедшего, который как раз сейчас пытался поудобнее пристроиться на стуле. Это оказался уже далеко не молодой мужчина, с редкими волосами зачесанными назад и обильно сдобренными сединой. Щеточка усов под мясистым носом-картофелиной тоже была, что называется, "соль с перцем". Впрочем, несмотря на явную старость и некоторую полноту, в нем чувствовалась стать и выправка боевого офицера, кем собственно он и был.

– Известно за кого вас все принимают. – Карл шмыгнул носом. – За военных преступников.

Все три офицера ошарашено уставились на него.

– Извольте объясниться, knaube. [4] knaube – юноша, мальчик (старонем.) Слово устарело, по архаичности соответствует русскому "добрый молодец". – процедил Борг. – Такие слова могут вам дорого стоить.

– Куда уж дороже? – мальчишка снова наклонился и вытер глаза. – Двадцать миллионов одних только немцев в землю закопали. И остальных примерно вдвое больше.

– Двадцать мил… – у Вилигута пресеклось дыхание. – Это с кем же мы так воевали?

– Со всеми. – буркнул Карл. – Кроме итальянцев и японцев.

– Что, и с русскими тоже? – изумился фон Рок. – У нас же с ними общих границ нет.

– Это пока нет. А первого сентября следующего года мы нападем на Польшу…

– Черт возьми, чему наши потомки учат детей в школах? – Гейдрих в раздражении бросил на стол несколько машинописных листов. – Скажите, фон Рок, если бы ваш сын обладал такими же знаниями о прошлой войне, что бы за оценки у него были?

– При всем моем уважении, группенфюрер, Мартин учиться в военном учебном заведении, у них есть соответствующая дисциплина. А этот мальчик… – штурмгауптфюрер пожал плечами. – Удивительно то, что он знает настолько много о проигранной войне. Таково свойство человека – гордится победами и стараться забыть о поражениях. Государство же состоит из людей. Многие ли сейчас помнят в Рейхе про… Ну, скажем, про Гроссегерсдорф?

Шеф СД хмыкнул.

– Это было все же поболее лет назад, штурмгауптфюрер. Впрочем, вероятно вы правы. Да и много ли можно узнать за полуторачасовой допрос? Ну, а каковы ваши личные впечатления об объекте, фон Рок?

– Скорее положительные. Он довольно умен, физически хорошо развит, честен. Смел.

– Даже так? Смел? Поясните, с чего вы это взяли? – потребовал Гейдрих.

– Назвать военными преступниками людей, которые вправе поставить его к стенке без всякого суда – он это, заметьте, отлично осознавал, – это или глупость, или смелость. Глупым он не кажется.

– Хорошо. – группенфюрер кивнул. – Что-то еще?

– Пожалуй, да. Этот Карл, как бы поточнее выразиться, слишком иной. Те ценности, те моральные устои на которых он воспитывался, непомерно чужды не только Рейху, но и Англии, Франции, США и СССР вместе взятым. – фон Рок вздохнул. – Тяжело ему придется, когда придет время стать обычным гражданином Рейха.

– Ба, вы становитесь сентиментальным, штурмгауптфюрер? – Гейдрих усмехнулся. – Пускай об этом голова болит у "Аненербе". Недели не пройдет, как они наложат на него свои лапы.

– Значит, принял шествие факельщиков за парад педерастов? – Франц Вильгельм Канарис хохотнул. – Непременно надо сообщить Гиммлеру, за кого в будущем приняли бы бравых эсэсовцев, хотя рейхсфюрер, боюсь, не оценит.