Леонид Жирков - Счастливчик

Я постоянно думал над этим вопросом. Господи Боже мой, как понять все произошедшее со мной? Если так случилось, что я, зная наперед предстоящие события, оказался в этом времени, что-то я должен предпринять или нет? Естественно должен, просто обязан. Что?

Несомненно спасти Россию. Вечная задача "перемещенцев во времени". Во всех книгах, куда бы, в какое время люди не попадали, они всегда спасают Россию. Осталось определится, как спасти? Полная загадка.

Надо думать и составить план действий. Для начала в Саратов ни ногой. Если неожиданно встречусь с знакомыми Сергея Енгалычева, сослаться на частичную амнезию. Мол, ударился головой об сосну и ничего не помню. А, как говорится голова, дело темное и исследованию не подлежит.

Ехать надо в Москву, там посмотрим, что дальше делать.

Через пять дней, пятого июня, Викентий Васильевич счел возможным выпустить меня из заточения. Я стал собираться. В лавке г-на Амосова я приобрел соломенную шляпу, сестру близняшку, раздавленной в битве под Зарайском, трость с костяной рукояткой в виде шара, несколько носовых платков, пару рубашек и темно-бордовый галстук. Там же я приобрел запонки из серебра в виде львиных морд. Несколько воротничков, манишку и две пары манжет.

За время лечения, я проинспектировал содержимое чемодана, одежда показалась мне немного маловатой. Видимо молодой человек собрал старые свои вещи, черный костюм особенно не подходил, пиджак жал под мышками и выглядел кургузо, брюки были коротковаты. Пара рубашек, были подходящего размера, но явно заношены. Были в чемодане еще пачка бумаг делового содержания, и среди них копия акта введения в наследство заверенная саратовским нотариусом г-ном Ковригиным В.А. Значит я сирота, отец скончался в июне 1905 г.

Выписка из VI части родословных книг Казанской губернии подтверждающая мое дворянское происхождение. Ветвь правда боковая, потерявшая княжеское достоинство в ХVIII веке. А так среди предков и князья имелись. Енгалычевы — княжеский род. Происходили от выходца из Золотой Орды, князя Мамы, внук которого, Янглыч (Енгалыч) Бедишевич, был назначен в 1539 г. князем над кадомской мордвой. Потомки его в конце XVII в. перешли в православие. Род Енгалычевых внесен в I, V и VI части родословных книг Владимирской, Казанской и Московской губерний. В зеркале я ничего татарского кроме черных бровей и темного пушка на верхней губой, не обнаружил. За столько веков, татарская кровь, если она и была (наверное была), растворилась в русской и никаких остатков ее в своем портрете я не увидел. А про кадомскую мордву я вообще не имел представления, что это такое и кто это такие!

По зрелому размышлению я решил избавиться от содержимого чемодана в части одежды. Спросил доктора, есть ли в городе какая ни, будь богадельня или подобное учреждение, куда можно передать одежду. Оказалось, нет. Вопрос разрешился сам собой, когда о моих затруднениях узнала Даша. Она сказала, что всю одежду она отправит в деревню сестре для племянников. И еще очень благодарила меня за эти поношенные тряпки.

Мой серый костюм был приведен в порядок, вычищен и выглажен. Атласный жилет украшала цепочка дешевых часов, ботинки были достаточно приличны. Шляпа, трость. Перепакованный чемодан и саквояж.

Проведя ревизию сумки, я отдельно уложил в чемодан то, что было в ней. Деловые бумаги, коробку с ноутбуком занявшую треть внутреннего пространства, смартфон с фотокамерой, куртку милицейской расцветки, грязные джинсы, моток провода, бокорезы с изолированными ручками, вовремя не вынутые после халтуры. Розетку и вилку приготовленные для изготовления удлинителя для той же халтуры, полтора блока Альянса, бритвенные принадлежности и ту мелочь, которую я купил в лавке. Аккуратно сложил сумку и втиснул ее в остаток чемоданного пространства.

Чемодан, саквояж с документами и я с тросточкой со шляпой на голове и револьвером с одним патроном в барабане были готовы ехать дальше. Распростившись с доктором и пообещав написать ему о том, как я устроюсь в Москве, записав его адрес, я на «перекладных» двинулся к Имперскому Столичному граду Москве.

Приехал я на Казанский вокзал, но многие попутчики, по старой памяти продолжали именовать его Рязанским. Здание вокзала оказалось совсем не таким как в мое время. Башня, правда, была но гораздо меньше размером и само здание вокзала было белым одноэтажным по фасаду зданием под зеленой металлической кровлей. Выход с вокзала представлял собой подъезд, за дверью которого располагалась обширная площадь, заполненная стоящими телегами, повозками, снующими туда и сюда людьми. Земля у самого здания вокзала даже была не замощена. Извозчики наперебой предлагали куда они домчат седоков и только и слышалось:

— А вот на лихаче!

— Куда поедем Ваше сиясь?

— Ваше Степенство, а вот в Империаль?

Я заинтересовался знакомым словом, спросил извозчика:

— А где это? Мне бы поближе…

— Ваше Степенство не извольте беспокоиться, мигом домчим, Большая Лубянская улица, дом страхового общества «Россия», сегодня там Коростылев Егор Иванович распорядитель. Личность…

— Стоп, стоп, подожди, — прервал я его скороговорку. — Ты лучше скажи любезный, там электрическое освещение есть?

— В нумерах там лектрического нет. Но всенепременно лампы есть керосиновые, так что на темноту никто не жаловался. За зелененькую мигом домчу!

— Это за три рубля что-ли?

— Знамо три рубля, много ли?

— Да уж, и повезешь через Владивосток в Малаховку?

— Это как же?

— А так! Сейчас меня с Казанского на Л…тьфу, на Николаевский вокзал за час всего домчишь.

— Но Вы тоже скажете Ваше степенство! Да разве я москвича по разговору не признаю? Это другие прочие может на такую штуку, и попадаются, а с москвичами себе дороже так шутить. А сомнение меня взяло, как лицо Ваше переменилось, как я про Большую Лубянку сказал, а сейчас природного москвича сразу и признал. Москвича как есть за полтину в аккурате доставим.

Говоря эту длинную тираду, извозчик сноровисто упаковывал мой чемодан сзади пролетки, затягивая его ремнями. Вот, значит откуда взялись московские таксисты, с их комиссионными за доставленных постояльцев. Ничто не ново под луною и все старо как мир.

— Тридцать копеек! — С этими словами я полез на сидение.

Извозчик тем временем продолжал обговаривать гонорар за использования своего «Росинанта» и мы сошлись на тридцати пяти копейках. Да и то чувствую, все равно обдурил.

Доехали мы достаточно быстро, извозчик отстегнул мой чемодан, предал его носильщику, пронесшему его в дверь предупредительно раскрытую швейцаром. Я достал деньги отсчитал копейки, добавил к ним пятак и отдал извозчику.