Дмитрий Санин - Прекрасное далеко

Надпись на дверях, варварски намалёванная автокраской, обжигала девственным встревоженным кретинизмом:

«ГОЛОСУЙ ЗА СПС! НЕ БУДЬ ЗОМБИ!»

Неровные серебристые буквы — кричащие и большие, как недоуменные слёзы облапошенного… Николай брезгливо дёрнул щекой. Поймать бы такого, гадящего на стенах — и самого разрисовать, от нежного личика до кроссовочек… Надпись развалилась надвое, половинки разъехались в разные стороны, и Николай вышел на пустынный ночной перрон.

Двери сзади с грохотом захлопнулись. Электричка коротко свистнула и с воем унеслась в темноту. В бледноватом майском небе замерцали неяркие звёзды. Николай нашарил в сумке пиво, и с хрустом вскрыл; из тепловатой банки рванулась пена.

«С-сучка…» — с вялым отвращением зашипел Николай, отпрыгивая от обильно хлещущей пены. Он отряхнул пальцы брезгливо вытянутых рук, отхлебнул, и быстро пошёл в сторону метро. Рослый и ширококостый, он шагал размашисто и легко, упрямо набычив круглую голову. Его силуэт, мелькающий в скупом свете редких фонарей, стремительно удалялся по дорожке.

…Он шёл домой, а дома его больше никто не ждал. Вчера, наконец, объяснились с Татьяной — и разбежались. «Сучка…» — снова с вялым отвращением скривился Николай, вдруг вспомнив до смерти обрыднувшую блузку Татьяны. Белую офисную блузку (в которой она родилась, наверное) — вечно-стерильную, как её хозяйка… Работа — для продвижения вперёд, фитнесс — для формы, здравствуй-милый-котик-баюн — для личной жизни, лёгкий ужин без жиров — для фитнесса, душ — для снятия напряжений, дезодорант и зубная паста — для свежести, презерватив — для безопасности… Потом опять душ — для очищения, а напоследок «Космополитан» или Мураками — для интеллектуальности и духовности… Пластиковая девушка. Одноразовый романчик.

В аллее темнота совсем сгустилась, одуряюще пахло черёмухой. Звёзды в небе посылали друг другу морзянку загадочных сигналов — но Николай давно был безразличен к межзвёздным сигналам. Он равнодушно шёл, не останавливаясь — туда, где вдалеке приглушённо шумело Выборгское шоссе.

Поглощённый мыслями, он не заметил, как по небу бесшумно, волной, скользнула смутная тень. Потом ещё… Ещё, и ещё… Через некоторое время их стало много; они колыхались и накатывали, как призрачный прибой… Николай же размеренно шёл вперёд, не обращая внимания на происходящее над головой.

…И даже когда он снимал с неё эту чёртову блузку — это было начисто лишено всякой развратности, ради которой всё это… Просто гигиеническая процедура, вроде вынимания и полоскания вставной челюсти. «Отсутствие регулярного секса вредно для здоровья и самооценки» — наверное, так было написано в её женских журналах…

«Сучка…» — в третий раз с неприязнью подумал Николай, отдирая от банки прилипшие пальцы, и сделал глоток побольше, будто запил пилюлю. Только и слышал от неё: «я хочу», «мне нравится», «мне приятно», «мне доставляет удовольствие…», «я уважаю твою точку зрения…» — и никогда не слышал от неё «мы» и «нам». Он снова хлебнул. Впереди уже был виден проспект Просвещения, по Выборгскому шоссе метались взад-вперёд машины, на автосалонах бездушно светились надписи Opel, Chevrolet, Nissan.

А в зените, тем временем, уже безмолвно бушевал шторм. Шторм-призрак. Носились волнистыми лентами бледные холодные сполохи, уже почти доставая до земли своими прозрачными щупальцами. Но Николай не смотрел на небо; а если бы и посмотрел, то всё равно не увидел бы ничего — слишком уж ярко горели рекламы… Да и что тут такого? Не такая и редкая вещь у нас. Подумаешь — мощные выбросы в магнитосферу…

…Никаких чувств у них не было. Она, правда, вчера распустила пузыри — но это просто самолюбие, уязвлённое правдой… А Николаю вообще было на удивление безразлично. До брезгливости — как к перемазанной жиром и кетчупом одноразовой тарелке, когда она вываливается из переполненного мусорного ведра. До полного нежелания — никого и ничего. Просто шёл домой (вернее, в свою съёмную квартирку) — с мерным равнодушием большого часового механизма — и накачивался на ходу безвкусным баночным пивом.

«Не-ет, твоё это всё. Не твоё. Гуляй лучше сам по себе, Кот-Баюн…»

На той стороне шоссе фосфоресцировала сине-зелёными огнями заправка, похожая футуристической красотой на космическую станцию далёкого будущего. За заправкой высились меловые утёсы панельных домов — желанный берег, где тихая гавань двора, и зовут уютные огни очагов в пещерах… «А нажрусь-ка я дома, как следует…» — с некоторым оживлением подумал Николай, и перебежал шоссе.

…Возле заправки растерянно метался человек. Он торопливо перебегал от одного конца тротуара к другому, вертелся, приседал и даже встал на урну, пытаясь увидеть подальше. Забежал на заправку, заглянул в магазин — и как ошпаренный, вылетел оттуда на тротуар, пробежал вперёд, потом обернулся, и побежал к Николаю. Николай спокойно шёл, с любопытством наблюдая. Перед въездом на заправку они поравнялись. Человек (оказалось, совсем молодой) порывисто подбежал к Николаю, и остановился в паре метров, вытаращив глаза, освещённый сине-зелёным светом эмблемы Neste.

— Terve! — задыхаясь от бега, испуганно сказал он. — Hyvää iltaa!

«А…» — сразу всё понял Николай. Он чуть не расхохотался.

— Excuse me, s-sir, please could You tell where I am? I am… I am lost…

Николай, мысленно катаясь со смеху, участливо задрал брови. Жёлтые кошачьи глаза его юмористически искрились в полутьме. Он сочувственно кивал, глядя с высоты своего роста на потерявшегося финна, и собирал расползшиеся по уголкам памяти остатки английских слов. Финну на вид было не больше лет двадцати — двадцати двух. Понятное дело…

— Сорри, камрад, ай донт спик Инглиш гуд. Итс Озерки, — голос слегка подвёл Николая и предательски дрогнул: смех, маскируемый вежливой улыбкой, едва не прорвался наружу. — Андерстэнд?

— Аазерки… — повторил финн, и ещё больше вытаращил глаза.

Не верит?! Странный какой-то финн…

И тут Николая вдруг как холодной водой окатило. Он подобрался, посерьёзнел и мрачно выругал себя за ротозейство. Обычный же приём!.. «Иностранец» или «глухонемой» спрашивает дорогу, а пока лопух старательно размахивает руками, показывая — аккуратно вытаскивает кошелёк. Или кто-то подкрадывается сзади, и…

«Ах ты, паскуда…» — с омерзением подивился Николай, и незаметно закатал кулак. — «Как начнётся — рубану коротким в челюсть…» Он со злой мечтательностью представил этот удар в деталях — от плеча, с проносом, с выбиванием восхитительно чёткого стука об кость… За всех честных людей… Как бы невзначай, тихонько встал вполоборота, старательно храня на лице доверчивое выражение.