Валерио Эванджелисти - Падение в бездну

Мишель ничего не ответил, потому что вид четвертого гостя его просто уничтожил. Перед ним сидела Бланш, девушка из борделя, его любимица в те времена, когда он еще наведывался к Когосским воротам. Он так смутился, что не знал, что сказать. Бланш тоже чувствовала себя неловко. На ней было очень скромное платье с высоким воротничком, волосы спрятаны под белый шелковый чепец. Но то, как она, по-кошачьи изящно, устроилась в кресле, выдавало естественную чувственность, которую не спрячешь.

Жюмель снова прервала молчание.

— Мишель, я полагаю, ты знаком с Бланш, — произнесла она с тонким лукавством. — Ей и всем девушкам пришлось бежать. Ополченцы восприняли их как приз за доблесть и измывались над ними, как хотели. Прекратить безобразие была бессильна даже хозяйка заведения, Катрин Галин, несмотря на то что она замужем за этой мерзкой рожей, Кюрнье. Бланш было некуда идти, и они пришла сюда.

Луи Поль, угрюмый, совершенно лысый человек, приподнял бровь:

— Присутствие здесь некоторых личностей не кажется мне моральным в такой трагический момент. Господь подвергается одному оскорблению за другим. Мне бы не хотелось, чтобы еще одна капля греха, нарушив небесное равновесие, обрушила на нас Его гнев.

Жюмель широко улыбнулась.

— Вы совершенно правы, господин второй консул. Если вы опасаетесь божественного гнева, отчего же вы не вернетесь домой?

— Нет-нет, — поспешил вмешаться Мишель. — Наш христианский долг — принимать всех, чья жизнь в опасности. Господа, и вы, мадемуазель Бланш, прекрасно поступили, придя сюда. Не знаю, насколько безопасен этот дом, но на сей момент, конечно, безопаснее улицы. Анна, ты уверена, что мельник ничего не заметил?

— Я думаю, он шатается с ополченцами.

— Ты накормила наших гостей?

— Кристина сейчас что-нибудь приготовит.

— Где дети?

— Играют у тебя в кабинете.

Шевиньи, до этой минуты пожиравший глазами Бланш, вдруг встрепенулся.

— Ах, легендарный кабинет доктора Нострадамуса! Храм открывшихся истин и ошеломительной магии! — воскликнул он и повернулся к группе гугенотов. — Господа, должен предупредить вас, что я ревностный католик, преданный Папе Пию Четвертому. Но прежде всего я предан маэстро Мишелю де Нотрдаму и с почтением отнесусь к его гостям, кто бы они ни были. Более того, я пользуюсь случаем, чтобы посвятить доктору Нострадамусу всю мою жизнь, и объявляю себя его рабом!

Произнеся все это, Шевиньи бросился перед Мишелем на колени.

Ошеломленная Жюмель пристально посмотрела на мужа.

— Где ты нашел этого придурка?

Мишель пожал плечами.

— Это он меня нашел, — буркнул он.

Потом повернулся к юноше:

— Друг мой, мне сейчас не до вас. Как-нибудь в другой раз решите, кому посвятить жизнь.

Шевиньи поднялся, опираясь о колено Бланш, которая не выказала неудовольствия.

Тут Амальрик де Мован вскочил на ноги.

— Мне кажется, я слышу лошадиный топот. Может, это наконец наши?

Бартале тоже поднялся и покачал головой.

— Сильно сомневаюсь. Триполи был в Амбуазе, но скрылся после того, как обнаружился план штурма королевской резиденции. Других руководителей нашей партии в этих местах нет.

Луи Поль помрачнел.

— Это может быть и подкрепление ополченцам. Известно, что здесь объявился Ришелье, Монах.

Он поглядел на Мишеля, который стоял у окна и вглядывался в улицу, ничего не замечая.

— Вы говорили о нем в одном из катренов, помните, доктор Нострадамус? В том неизданном, что вы давали мне прочесть.

Мишель убедился, что цокот копыт затих вдали, обернулся и кивнул:

— Да, я помню.

И прочел наизусть:

— Действительно, — объяснил он. — Думаю, что черный монах, ставший серым, то есть лишившийся сана и назначенный капитаном, — это Ришелье. Из-за него будет пожар и кровь и полетят головы.

— Но я не понимаю, о каких местах вы говорите. Вареннов во Франции по меньшей мере тридцать, включая реку.

— Варенн, лес в Ренн-ан-Гренуйе, Воторт, Эрне, Пьер Бланш — все это названия мест в провинции Майны, к северу от Луары.

— Но там пока не идут бои.

— Да, но если мои предсказания точны, то скоро будут сражаться и там.

Шевиньи, который гладил плечи Бланш, наверное, чтобы ее утешить, оторвался от своего занятия и воздел руки к небу.

— Пророк! — крикнул он. — Величайший пророк всех времен! Как чудесно находиться с ним в одной комнате и дышать одним воздухом!

Жюмель бросила на него саркастический взгляд. Она уже приготовилась сказать какую-нибудь колкость, но тут на пороге появилась Кристина.

— Обед готов? — спросила Жюмель.

Кристина была еще бледнее, чем обычно.

— Нет, мадам… Случилось нечто ужасное… Бульон кипел, и вдруг из кастрюли полезли скарабеи… Десятки — что я говорю? — сотни! Вся кухня в этих мерзких тварях!

Мишель вскрикнул:

— Как при дворе Екатерины! Значит…

Закончить мысль он не смог: с улицы снова донесся конский топот, на этот раз совсем близко. Цокот и ржание слышались уже под окнами. В следующий миг в дверь с силой постучали.

— Откройте! Именем короля!

Владетели Мована выхватили шпаги. Жюмель тоже решительно поднялась, несмотря на живот.

— Пойду за арбалетом. Пригодился однажды, пригодится и сейчас.

На лбу у Мишеля выступил пот. Он сделал отрицательный жест:

— Сопротивляться бесполезно. Открывать пойду я. Постараюсь их задержать.

Он отстранил Кристину и, прихрамывая, вышел в коридор. Стук в дверь продолжался. С отчаянно бьющимся сердцем он поднял задвижку. Дверь распахнулась.

От удивления у Мишеля закружилась голова.

— Бертран!

— Собственной персоной! — улыбаясь, ответил младший брат. — Граф Танде послал меня и Марка Паламеда освободить вас от ополченцев. Чего ты ждешь? Обними меня!

Братья обнялись так крепко, что, казалось, никогда не оторвутся друг от друга. Потом Мишель отстранил Бертрана и оглядел его с головы до ног. Он расстался с братом, когда тот был почти ребенком, а теперь перед ним стоял взрослый мужчина. На нем была кольчуга, украшенная знаками правителя Прованса, волосы скрывал шлем с длинным забралом. Там, где кончались доспехи, под тканью угадывалась мощная мускулатура.

— Ты очень изменился, — прошептал Мишель.

— А ты нисколько, — восторженно ответил Бертран. — Дай же я войду, мне столько надо тебе рассказать! Помнишь ту курочку-молодку, Джулию Чибо-Варано?