Валерио Эванджелисти - Падение в бездну

Городские ворота были украшены драпировками из белой ткани и гирляндами белых гвоздик. Сторожевой пост был немногочислен, но хорошо вооружен. За последние годы мечи и аркебузы сильно уменьшились в размерах и стали легче, так что теперь солдаты не нуждались в специальной подготовке к сложной процедуре заряжания и нести оружие практически мог любой. Перед ними отступили арбалеты, страшное оружие, которое многие папы объявляли аморальным. Арбалеты были слишком неповоротливы в бою и слишком долго надо было их заряжать. Современные аркебузы легко ложились на плечо, и появлялись, правда пока очень редкие, сильно укороченные экземпляры, умещавшиеся за поясом или висевшие на боку.

Именно такой аркебузир и просунул голову в окошко кареты.

— Добро пожаловать, братья, в город, вернувшийся к Богу, — вежливо произнес он. — С какой целью вы сюда прибыли?

— По делам, — ответил Мишель.

Потом, сочтя ответ недостаточным, прибавил:

— Я личный друг капитана Триполи.

Солдат на миг опешил, потом расплылся в широкой улыбке:

— Триполи? Отлично, сейчас вы сможете поздороваться с вашим другом.

Он отошел в сторону и крикнул:

— Командир! Командир! Здесь какой-то человек говорит, что знает вас!

В следующий миг дверца кареты открылась и Триполи собственной персоной обвел ее внутренность удивленными глазами и рассмеялся.

— Вы, доктор Нострадамус! Вот это сюрприз! Выходите же, обнимите меня!

Слегка прихрамывая, Мишель вылез из кареты. Триполи почти приподнял его от земли.

— Я знал, что вы из наших! Я всегда это знал! Вы хорошо сделали, что приехали. Увидите, как функционирует город под управлением истинно верующих…

Мишель дал выплеснуться энтузиазму друга и не удержался, чтобы не сказать:

— Не знаю, как идут дела в Лионе, но еду из Монбризона. Там перебили католиков всех возрастов. Это огромный риск замарать все ваше дело.

Триполи немного подумал, потом пробормотал:

— Монбризон? Это, должно быть, территория, подконтрольная Франсуа де Бомону, барону дез Адрету! Я знаю, там были эксцессы… Надо что-то делать.

Его лицо вдруг озарилось, словно ему на ум пришла блестящая идея.

— Вот что я сделаю! Я свяжу барона и велю выстрелить им в Рону из катапульты. Ну не в Рону, так по католической колокольне, чтобы он на нее наделся!

Мишель положил ему руку на плечо.

— Полно, Триполи, не заноситесь. То, что происходит, очень опасно. И ваш дез Адрет — не единственный из реформатов, повинных в убийстве.

Выражение детской отваги и дерзости слетело с лица Триполи.

— Доктор, наши нерегулярные отряды только отвечают ударом на удар. Монахи в Тулузе натравили католиков, и в городе не осталось ни одного живого реформата. В Анжере паписты перерезали всех наших одного за другим, обагрив кровью весь город. Монах Ришелье устраивает одну резню за другой. Владетель Флассана, так называемый рыцарь веры, сеял смерть в окрестностях Экса, пока мы лично с графом Танде не взяли приступом его логово в Баржоле. Наказывать подобных монстров — долг каждого христианина.

Мишель покачал головой.

— Друг мой, от войны войной не избавишься. Любое насилие порождает другое.

— Может быть, но если бы мы сегодня не взяли в руки оружие, то ни Лион, ни Орлеан, ни Гренобль, ни Тур и еще десятки городов не были бы нашими.

Триполи указал на стены у себя за плечами.

— Идите сами посмотрите, каким стал возвращенный Христу город, без идолов и распутных попов. Я, к сожалению, занят и не смогу вас сопровождать, но такой ученый муж, как вы, сможет понять, какому делу мы служим.

Мишель вернулся в карету в большом смущении. Шевиньи наклонился к нему и прошептал:

— Что это за мерзкий тип?

— Он вовсе не мерзкий тип.

Мишель высунулся в окошко и крикнул кучеру:

— Трогай, поехали дальше!

Улицы, по которым они поначалу двигались, не претерпели никаких заметных изменений, разве что в окнах появились белые ленточки. И толпа была как толпа, разве что чересчур возбуждена. Единственное, что привлекало внимание, — это снующие по городу буржуа, одетые в черное: видимо, они занимались инвентаризацией, составлением соответствующих протоколов и подсчетом имущества в магазинах.

Понадобилось время, чтобы Мишель понял еще одну особенность: на улицах почти не было видно ни солдат, ни вооруженных штатских. Оружия не было заметно даже возле опустевших церквей. Владельцы магазинов водили по ним группы рабочих, которые выбирали среди строительного материала все, что еще могло пригодиться.

— Куда ехать, хозяин? — спросил кучер.

— Спрашивайте дом господина Кристофа Крафта, — ответил Мишель. — Он состоятельный человек, да к тому же иностранец. Его должны хорошо знать.

Дом, возле которого они остановились, наслушавшись разных указаний, как проехать, представлял собой двухэтажное каменное палаццо с деревянным фасадом. Оно свидетельствовало о честно нажитом благосостоянии, без тени заносчивой роскоши.

Открывать вышел сам Крафт, высокий светловолосый человек лет пятидесяти, одетый в серое.

— С кем имею честь?… — спросил он с сильным немецким акцентом.

Мишель улыбнулся.

— Это мой секретарь, Жан де Шевиньи. Меня же вы знаете только по письму: я Мишель де Нотрдам из Салона-де-Кро. Ваш патрон господин Розенберг, должно быть, рассказывал обо мне.

— О, конечно, доктор! — Немец тоже заулыбался и низко поклонился. — Приводя в порядок лионские дела господина Розенберга, я часто сталкивался с вашим именем. Входите, пожалуйста, вас ждут. И ваш друг тоже может войти.

— Ждут? — пробормотал Мишель.

Он совсем упустил из виду, что именно этот дом был выбран местом встречи с нужными людьми, на случай, если дорога на Париж будет блокирована. Он подтолкнул Шевиньи вперед и вслед за ним вошел в дом.

Комнаты, двери которых открывались перед ними одна за другой, были обставлены с великолепным вкусом и содержались в исключительной чистоте. Мишель не удержался и спросил:

— Прошу прощения, господин Крафт. Проезжая по городу, я не встретил следов разрушений, хотя город, судя по всему, совсем недавно перешел в ваши руки. Как это удалось?

— Вы не знаете кальвинистов, — ответил немец, скорчив гримасу. — В Лионе теперь новая администрация, и рабочие возобновили работу. Здесь революцией руководили ремесленники, торговцы, мебельщики, ткачи, переплетчики… В вере они искали прежде всего порядок и после победы сразу его восстановили.

— А беднота? Я не видел на улицах праздношатающихся.

— Вы имеете в виду подонков? По счастью, это не их революция, да все они и были по ту сторону баррикад. Теперь в Лионе не осталось ни одного бродяги или бездельника. Кто сам не сбежал, того вытолкали взашей.