Михаил Гуткин - Попадать, так с музыкой!

— А что по этому поводу думает товарищ Цанава?

Цанава вскочил и, с небольшой запинкой, сказал.

— В западной части Белоруссии, несмотря на проведенные чистки, обстановка сложная, товарищ Сталин. И там будет сложнее готовить партизанские базы. Товарищ Северова правильно сказала.

Товарищ Сталин снова повернулся к Пономаренко.

— Мы понимаем, товарищ Пономаренко, что вы болеете за свою республику. Это понятно и похвально. Но в данной ситуации для нас крайне важна точная оценка ситуации, потому что от этого зависит, какие меры мы должны предпринять.

Пономаренко кивнул, но, садясь на свое место, не удержался и кинул в мою сторону грозный взгляд. Жуков на это покачал головой. Ну понятно. Защитил меня с одной стороны, а тут я вляпалась совсем с другой стороны. А этот Пономаренко, кажется, довольно вредный тип. Чувствую, что с ним еще будут проблемы. Ничего. Когда дело дойдет до реальных событий, то само собой станет ясно, кто из нас прав. Хотя не исключено, что это озлобит его еще больше. Поживем, увидим.

Тем временем товарищ Сталин продолжил.

— В последнее время мы видим, что в Западном военном округе военные и НКВД сумели найти общую точку для совместной работы.

При этих словах Сталина Жуков и Цанава, не сговариваясь, бросили взгляд в сторону упомянутой точки, которая тут же захотела нырнуть под стол, но так как это не удалось, то страшно покраснела. Товарищ Сталин, заметив все это, слегка усмехнулся.

— Это очень хорошо, что вы стали действовать согласовано. К сожалению, в других военных округах такого согласованного действия армии и НКВД пока нет. А ведь это особенно важно на заключительном этапе подготовки к военным действиям. Согласно данным нашей разведки, основные удары будут нанесены на Западный и Киевский военные округа. Ваш округ, товарищ Жуков прикрывает дорогу на Москву, столицу нашей Родины. Вы, конечно, понимаете, какая на вас ложится ответственность. И эту ответственность с вами будут разделать товарищ Пономаренко и товарищ Цанава, которые сначала будут обеспечивать тыл ваших армий, а потом партизанскую борьбу и диверсии в тылу врага. Вы сказали, что план будет готов через два дня. Значит, 17 июня ждем вас всех здесь с докладом.

При этих словах товарища Сталина вскочили уже все трое и почти хором сказали: "Есть". На этом совещание вроде бы закончилось, но сначала товарищ Сталин отпустил только Жукова, Цанаву и меня. Причем, когда прозвучала моя фамилия, то Берия кинул быстрый взгляд в мою сторону. Я поняла, что должна буду ждать снаружи, в приемной. Интересно, что преподнесут мне на этот раз? Минут через десять из кабинета вышел Мехлис, и по его виду я поняла, что он чем-то доволен. Еще через несколько минут вышел Пономаренко. Он кинул на меня какой-то странный взгляд и пошел на выход. Тут меня пригласили войти. Теперь товарищ Сталин сидел за своим рабочим столом и курил трубку, а Берия сидел в кресле сбоку. Мне товарищ Сталин показал на второе кресло, стоящее с другой стороны стола. Подходя к столу, я невольно бросила взгляд на толстую папку, лежащую почти на самом краю стола. На этой папке крупными буквами было написано ГАЙДАР. Я сразу же вспомнила неоднократно виденного по ящику розового поросенка с трясущимися щеками и невольно вздрогнула — а этот кошмар откуда здесь взялся? Товарищ Сталин, заметив мою реакцию, удивленно спросил.

— Товарищ Северова, а чем вам не угодил наш известный детский писатель? Вот просматриваю верстку его нового сборника, и мне нравится.

Елки-палки! Так это не кошмарный труд Егора Тимуровича, а рассказы его деда. Уф, просто камень с души.

— Писателя Аркадия Гайдара я очень уважаю, товарищ Сталин. В моей истории он погиб смертью храбрых в первые месяцы войны. Кажется, прикрывал отход партизанского отряда. Его сын, Тимур Гайдар, вроде бы стал героем Советского Союза. К нему тоже претензий нет. Зато внук! Егор Гайдар стал основным идеологом развала Советского Союза. Мои дед и прадед без матерных слов эту фамилию не вспоминали.

— Вот оно что. Тогда понятно ваше беспокойство.

Товарищ Сталин пыхнул трубкой, слегка помахал рукой, разгоняя дым, и сказал.

— Как ты думаешь, товарищ Берия, не пора ли нашей общей знакомой, Маше, написать для товарища Кобы еще одну бумагу?

— Думаю, пора, товарищ Сталин. К сожалению, на войне всякое бывает, а такие сведения для нас представляют особую ценность.

Вот это влипла, так влипла! Но крыть абсолютно нечем. На войне ведь и убить могут, хотя думать об этом очень не хочется. А сведения-то действительно очень важные. Хотя знания, как говорится, данного предмета у меня самые поверхностные. Поэтому я встала и отрапортовала.

— Товарищ Маша напишет все, что знает, но просит учесть, что все эти события происходили до ее рождения и что, в отличие от описания Великой Отечественной войны, в учебниках подобные сведения излагались очень слабо и часто искаженно.

— Мы это учтем, — покивал головой товарищ Сталин. — Поэтому сразу после окончания нашей беседы, берите в руки вашу любимую авторучку и пишите. А сейчас я хочу задать вам еще один вопрос.

С этими словами товарищ Сталин еще несколько раз пыхнул трубкой, кинул взгляд на Берию, потом внимательно посмотрел на меня и сказал.

— Вам не кажется, товарищ Северова, что сейчас вы нашли такую работу, с которой справляетесь очень хорошо? Добиться согласованных действий от товарищей Жукова и Цанавы не мог даже товарищ Сталин, а у вас это получилось. Может быть, вас перевести на постоянную работу к товарищу Жукову? Правда, вот товарищ Берия возражает.

Тут мои мозги начали закипать. Если меня полностью переключат на работу с Жуковым, то прощай Вася. Когда еще мы сможем встречаться? Но так говорить нельзя. В этом времени все настроены на приоритет общего над частным. Если я скажу, что хочу быть поближе к мужу, то меня просто не поймут. Значит нужно искать другие и при этом достаточно весомые аргументы.

— Ой, товарищ Сталин. Можно я тоже буду возражать? Я думаю, что таких результатов мне удалось добиться именно потому, что я прикомандирована к товарищу Жукову от НКВД. При этом товарищ Цанава считает, и вполне справедливо, меня своим человеком. Соответственно и его отношение ко мне вполне хорошее. А если я стану армейским командиром, то окажусь как бы в другом лагере, пусть и дружественном. Тогда отношение может измениться. С другой стороны, и товарищ Жуков ко мне сейчас относится, если можно так сказать, более уважительно, поскольку я не его человек, а только прикомандированный. Он видит, что стараюсь, но в то же время уже неоднократно говорил, что я беру на себя слишком много. Если я стану его подчиненной, то это он наверняка пресечет. А налаживать взаимоотношения без "взятия на себя слишком много" просто не получится.