Михаил Гуткин - Попадать, так с музыкой!

Павлов вызвал порученца, и тот принес папку двойных размеров с завязками. Папка была толстой — значит фоток там было полно. Мехлис, в свою очередь, расписался за папку и передал ее Серкову. Затем порученец отвел нас в отдельный кабинет, где мы смогли разложить все на столе.

— Подождите, Аня, — вдруг сказал мне Серков. Он выскочил за дверь и буквально через минуту вернулся. — Я попросил, чтобы у нашего кабинета поставили часового. Осторожность не помешает. Теперь, в случае чего, мы спокойно можем выходить из этой комнаты. Часовой никого кроме Павлова и Мехлиса, ну и нас, разумеется, сюда не впустит.

Наше изучение аэрофотосъемки свелось к тому, что Серков говорил мне, какой снимок куда положить, какой переложить, а какой убрать. Я все старательно выполняла без каких-либо возражений, так как это его хлеб. Но пару вопросов майору припасла. Минут через тридцать, когда активность майора немного снизилась, я решила, что надо и мне включаться.

— Товарищ майор. Так как я в этих снимках почти ничего не понимаю, то хочу устроить вам допрос с пристрастием.

— Давайте, Аня, а то я уже стал забывать из какого вы наркомата.

— Первый вопрос: как обстоят дела с маскировкой?

— Судя по снимкам — никак. Мы, разумеется, посмотрим все на земле, но мне почему-то кажется, что никакими ложными целями и бутафорией тут не пахнет. Что на снимках — то и в реальности.

— Понятно. Второй вопрос: как расположены самолеты на аэродромах?

— Ага. Значит, вы тоже это заметили.

Ничего я не замечала. Просто эти моменты из истории помню.

— Очень неудачно расположены. У них там часть полос то ли ремонтируется, то ли оборудуется, поэтому самолеты стоят слишком скучено. Если, не приведи бог, неожиданная бомбежка, то все или почти все сгорят прямо там, не успев взлететь.

Все точно, как было в учебнике. Поэтому сейчас главный вопрос — можно ли хоть что-то изменить, чтобы избежать колоссальных потерь первых месяцев войны. Если, например, часть самолетов просто перевести в тыл. А спрошу-ка я сейчас об этом у Серкова.

— Товарищ майор. Скажите, пожалуйста. А что, если лишние самолеты перебросить в тыл, километров, скажем, за двести?

— Перебросить несложно. Заправили горючим и вперед, то есть назад. Через час вся эскадрилья или даже весь полк будут в тылу. Только в случае войны они ведь окажутся вне зоны боевых действий. Пока вернутся назад. А с далеких аэродромов летать не смогут из-за недостатка горючего.

— Значит лучше, чтобы их просто сожгли на этих аэродромах?

— Ну что вы такое говорите? Вы меня неправильно поняли.

— Нет, товарищ майор, я поняла вас отлично. На этих аэродромах в случае войны их сожгут, а в тыл их перебросить нельзя, потому что не смогут принимать участия в боях. Так какой же вариант лучше?

Наконец, Серков понял, что противоречит сам себе, и задумался.

— Строго говоря, оба варианта плохи. Но получается, что переброска все-таки лучше. Правда, тут есть еще одна проблема. Такой приказ о переброске может отдать только товарищ Павлов. А он никогда его не отдаст.

— Значит, надо, чтобы ему приказали. Знаете, товарищ майор. Я девушка упертая. Если полагаю, что некоторое действие нужно обязательно предпринять, то готова долбить до упора. Вплоть до обращения к товарищу Сталину. Раз он меня назначил в нашу группу, то думаю, что имею право обратиться прямо к нему. Но если вы поможете убедить в правильности такого шага товарища Мехлиса, то, может быть, обойдемся и без крайних мер. Есть ведь Нарком обороны и Генштаб. Вот только хватит ли у нас времени?

— Аня, а почему вы так торопитесь. У нас, в Генштабе, нет данных, что война вот-вот начнется.

Тут я чуть было не ляпнула, что такие данные, причем достоверные, есть у меня, но вовремя сдержалась. Решила немного приврать.

— Во-первых, такие сведения есть в нашем наркомате, а, во-вторых, возможно, что до вас эти сведения просто не дошли. Мы все в Генштаб отсылаем аккуратно ( поди, проверь ).

Вот тут Серков, как любил говаривать один мой приятель, "впал в размышлизм".

В процессе дальнейшей работы со снимками я, не отвлекаясь от их перекладывания, выяснила у Серкова еще несколько интересных моментов. В меня со школы вбито твердое убеждение, что лишней информации не бывает. Важно только ее правильно упорядочить, т. е. разместить по степени важности и частоте востребованности. Поэтому по ходу дела я и терзала Серкова разными вопросами, а он, надо отдать ему должное, безропотно на них отвечал в меру своих знаний. Правда, по его выражению лица я понимала, что он недоумевает, зачем мне все это.

Примерно через час зашел порученец Павлова и пригласил зайти к командующему. У двери комнаты с аэрофотоснимками остался часовой. Вся наша группа во главе с Мехлисом снова оказалась в кабинете Павлова.

— Вот товарищи, — Павлов протянул Мехлису листки с вопросами — ответы на большинство ваших вопросов. Некоторые вопросы действительно оказались интересными, но в основной массе я не вижу особого смысла в их изучении. Тем более, что они, особенно в части умения обороняться, никак не укладываются в концепцию ответного удара. Мы не в окопах сидеть должны, а немедленно всеми силами округа переходить в контратаку. На это нацелены и танки, и пехота, и авиация.

Я почувствовала, что тут явно проглядывают ушки Тухачевского. Мехлис, конечно, это тоже уловил и сразу возразил.

— Товарищ Павлов. Мы помним про доктрину встречного удара, но сейчас начали рассматривать и возможность ведения гибкой эшелонированной обороны, как, строго говоря, написано и в Полевом Уставе РККА.

— Знаю я Устав. Сам принимал участие в его подготовке, но главное — это не оборона, а атака.

Тут я не выдержала. Ну нельзя же быть таким упертым. А я уже успела кое-что существенное вытянуть из Серкова. Сейчас самое время использовать.

— Разрешите, товарищ командующий округом?

Павлов скривился, но, помня слова Мехлиса, кивнул.

— Говорите, товарищ лейтенант.

Своим тоном он, кажется, старался подчеркнуть, что негоже лейтенанту вмешиваться в разговор двух генералов, один из которых, к тому же Герой Советского Союза. Но этим меня не проймешь.

— Вот вы, товарищ генерал армии воевали в Испании. Воевали не просто хорошо, а очень хорошо, за что вас наградили Звездой Героя.

Павлов согласно кивнул, но на лице проступила подозрительность. Ждет от меня подляны. И правильно ждет.

— Вы, товарищ генерал армии, вернулись из Испании в 1937 году. Скажите, пожалуйста, а много ли танкистов вернулось из Испании в 1938 году?

Павлов снова помрачнел и сквозь зубы признал.

— Немного вернулось. Немцы поставили Франко новые противотанковые пушки, которые с легкостью пробивали броню наших танков. Большую часть танков пожгли.