Александр Владимиров - Волонтер: Неблагодарная работа

Сегодня, когда в Москву вернулся государь, к ним заявился подьячий. Позвал парнишку в сени. Они о чем-то недолго разговаривали, затем Аким схватил овчинный тулупчик и куда-то убежал.

Горница небольшая. Длинный стол, по бокам которого лавки. В помещении дым. Петр курил. Ромодановский стучал по деревянной крышке стола. Меншиков нервно бродил из угла в угол.

— Не мельтеши, — проворчал Петр Алексеевич, — сам нервничаю.

— Почему? — поинтересовался Федор Юрьевич.

— А вдруг ты прав. Вдруг не золотарь он вовсе.

— Ну, не золотарь так и что? — вмешался Алексашка. — Если в заговорах он не замечен, сообщения Каролусу не отправляет, так в чем тут странного. Вместо соглядатаев взял да и вызвал бы его к себе, да и расспросил. Что сведения узнавать через третьих лиц. Будет врать, так сам-то скорее заметишь. А брожу я из стороны в сторону, что ждать я уже устал. У меня может дела, а тут сидеть приходится…

— Что за дела такие? — перебил его, Петр. Посмотрел так настороженно на своего фаворита.

— Свидание у меня. — Сказал Меншиков, хотел, было что-то добавить, но дверь скрипнула, и в горницу вошли трое.

Петр Великий взглянул на вошедших людей. Квятковского и Акима он не видел с лета, когда выступил с войсками. Первого он тогда назначил в Преображенский приказ, заодно потребовал одежду на голландскую или венгерскую сменить. У второго отец умер, поэтому, когда Ларсон сказал, что являлся золотарем, Петр, не раздумывая, назначил пленного на этот пост. Хотел, было попридержать у себя в штабе, но события пошли по иному. Вот к нему и был приставлен толковый стрелецкий офицер — Ельчанинов. (Тот, правда, не в курсе пока, но у государя были на него теперь иные виды.)

Государь рукой показал на лавку, предлагая вошедшим сесть. Затем покосился на Меншикова, давая понять, что и ему стоило бы к ним присоединиться. Загасил трубку и проговорил:

— Ну, что вы готовы на счет золотаря мне поведать?

— Пусть сначала мои отчитаются, — потребовал Ромодановский, — а уж потом мы твоего человека послушаем.

— Ладно, — согласился Петр. — Говори полковник. Квятковский растиснул пуговку на воротнике епанчи.

— С золотарем я встречался только раз, — молвил он, — по просьбе Ельчанинова должен был организовать встречу с гончарами и пушкарями.

— Пушкарями? — уточнил Петр.

— Пушкарями, — подтвердил полковник. — Вот только разговор касался не их прямых дел. Его интересовало, смогут ли те изготовить чугунные трубы.

— Трубы? Зачем?

— Он мечтает изменить систему канализации, — вставил Ельчанинов.

Петр гневно глянул на него. Он уже было хотел сделать замечание, что того не спрашивают, но передумал.

— В смысле?

— У него проблемы возникают во время работы…

— Я в курсе.

— Он хочет, чтобы отходы со второго этажа, по трубам попадали в выгребную яму.

— Вот даже картинку нарисовал, — проговорил Аким, вытаскивая из-за пазухи скомканный листок. Он протянул его государю. Тот разгладил и сказал:

— Ни чего не понял. Квятковский взял листок. Взглянул на него и проговорил:

— Точно такие же рисунки он дал и гончарам.

— А пушкарям? — поинтересовался Петр.

— А те отказались, сказали, что у них сейчас и так много будет работы, связанной с изготовлением пушек.

Петр насторожился. Взглянул на Ромодановского, но тот всего лишь развел руками.

— Это не секрет государь. Я думаю, Карл и без него догадался бы, что ты будешь сейчас артиллерию свою восстанавливать.

— Убедил, — согласился монарх, потом обратился к полковнику. — Так он отдал такие рисунки гончарам? Квятковский кивнул.

— Зачем?

— Он хотел, чтобы московские и гжельские гончары смастерили вот это приспособление. Гжельские мастера — белый стул, а московские трубы. Вот только одна проблема возникла…

— Какая?

— Заказ немца они смогут выполнить только ближе к лету. Петр вновь закурил.

— Что делать будем Федор Юрьевич? — спросил он у князя-кесаря.

— Я думаю, нам стоит попросить Акима, выполнять работу золотаря. — Сказал Ромодановский.

— Готов выполнять работу, а Аким? — спросил у мальчишки царь.

— Готов государь.

— Ладно, ступай, — приказал князь-кесарь. Аким ушел. Государь взглянул на Ельчанинова и проговорил:

— А не перейти ли тебе Силантий Семенович, в Преображенский приказ? Вон Юрию Лексеевичу люди надежные нужны. А ты таким человеком как раз и являешься.

Позавчера, когда после кабака Квятковский признался, что состоит в Преображенском приказе. Помня о хороших отношениях с Юрием, сейчас Ельчанинов согласился с предложением Петра Алексеевича. Когда же соглядатай ушли, Петр посмотрел на Ромодановского.

— Ну, что ты думаешь Федор Юрьевич?

— Чаю, что трогать немца нельзя. Может он и не золотарь, но уж точно не шпион. Правда, когда начнешь собирать армию, отправь его из Москвы куда подальше. С этими словами князь-кесарь встал и ушел.

— Не пойму я его Алексашка, — вздохнул Петр, — то шпион, то не шпион… а от секретов посоветовал держать подальше.

— Государь, ты бы лучше прислушался бы к словам князя-кесаря. Ты уже недавно доверился немцам, не ужели забыл, чем дело под Нарвой закончилось. Таких людей, как Франц Лефорт не так уж и много.

— Верно, верно. Ладно, ступай Алексашка. Да только пошли ко мне портного.

Накануне шел снег. Крупными хлопьями он падал на землю. Андрес Ларсон хотел, было с утра приступить к обязанностям золотаря, но Аким (который уже день подряд вызвался сам). Чтобы не сидеть в домике, и попросту не терять время эстонец, накинул на плечи старенький овчинный тулупчик (скорее всего принадлежавший когда-то отцу паренька), взял лопату и вышел во двор, чтобы очистить площадку перед крыльцом. За то время, которое Андрес провел в восемнадцатом веке, он уже ощутил разницу между зимами разных эпох. Зимушка, что была сейчас на дворе, соответствовала всем канонам. Сугробы были почти до крыши, и это не смотря на то, что на дворе был канун Рождества. Как помнил Ларсон, часто в двадцать первом веке снег выпадал после середины декабря, а один раз (тогда он ездил в Санкт — Петербург по делам) на улице под самый новый год шел дождь, причем мелкий, холодный и противный. Если природа не изменит своим законам (а Андрес был уверен, что этого не произойдет) то вот-вот должны были наступить крещенские морозы, как говорил Аким, такие, что и нос из дому не высунешь.

А снег мягкий, легкий и пушистый, его и подымать на лопате, а уж тем более кидать в сугробы, что растут изо дня в день, просто удовольствие. А уж когда двигаешься даже не холодно. Отчего Ларсон, уже через пять минут интенсивной работы, скинул овчинный полушубок.

— А не боишься Андрес, лихорадку подхватить? — раздался за его спиной знакомый голос.