Андрей Бондаренко - Северная война

— От простуды?

— Никак нет! Застрелили! Из груди достали три пули. [6] Авторский вымысел, по-настоящему Франц Лефорт скончался от пневмонии. Все — шведские…

— Что?! — взревел Петр. — Мать его! Дьяка ко мне — с бумагой, перьями и чернилами! Чердынцев? Указ пиши! Война! С весны — начинаем решительный штурм Нарвы! Молчать всем! С весны, я сказал…

— Мин херц! — выждав несколько минут, вкрадчиво обратился к царю Егор. — А кто, собственно, сказал, что пули — именно шведские? На них что, написано про это? Как бы дел не наворотить горячих да поспешных…

— Волков, живо ко мне! — распорядился Петр. — Василий, ну-ка, поведай нам — что там с этими пулями? Какой умник определил их настоящее место рождения?

Может, дурь обычная? Или, того хуже, заумное предательство? Так кто же у нас так соскучился по дыбе и плахе?

— Саксонский посол Кенигсек, государь, поведал о происхождении пуль! — сильно побледнев, доложил Волков. — Он как раз приехал с визитом к генералу Лефорту, не зная еще, что преставился уже герр Франц. Осмотрел внимательно Кенигсек пули, что доктор Карл Жабо вынул из груди покойного, и говорит, мол: «В Швеции есть небольшой город, который прозывается Керуна. А рядом с ним имеется большая и высокая гора из разных рудных металлов. Вот шведы из тех руд и льют свои пули. Они получаются очень приметными — более светлыми, чем немецкие или бельгийские, к примеру». Мы пули, которые доктор извлек у генерала из мертвой груди, сравнили с нашими обычными, пистолетными. Все точно, государь: грудные — гораздо светлее обычных! Тогда князь-кесарь Ромодановский мне и велел строго, мол: «Доложи Петру Алексеевичу, что именно шведскими пулями застрелили славного генерала Лефорта!» Я и доложил…

— Мин херц, давай не будем торопиться! — неуверенно предложил Егор. — Вернемся на Москву, перепроверим все…

— Молчи, гнида трусливая! — ласково попросил царь и от души заехал Егору в ухо, после чего пристально всмотрелся в правый (по ходу течения) речной берег: — Что там за палаточный лагерь? Временная стоянка драгунского полка? Немедленно пристаем! Сейчас я шведскому Карлу письмо напишу — об объявлении войны…

«История — дама очень упрямая! Не хочет она изменяться, сопротивляется — изо всех своих сил! — известил, мерзко ухмыляясь, нетактичный внутренний голос. — Столько ты, братец, положил усилий, чтобы отсрочить на год-другой начало Северной войны? А ничего и не получилось! Ну, что скажешь в ответ?» — А что тут можно сказать? — растерянно пробормотал себе под нос Егор. — Похоже, что и в этот раз История победила. Теперь вот — воевать придется, однако… Хотя иногда и нам удается потеснить тетушку Историю с позиций ею занимаемых! [7] Егор вспоминает о событиях, описанных в романе «Страж Государя». Тот же царевич Алексей, к примеру. Вовремя отняли мальца от попов и родственников жадных, воспитанием занялись — совместными усилиями, теперь вот отличный мальчишка растет: умный, любознательный, добрый. И на своего отца неординарного влияет насквозь положительно. Помягчел за последние два года Петр Алексеевич сердцем своим, человечнее стал, даже человеколюбивее — не побоюсь этого красивого слова… А та же Служба сестер милосердных, которую организовала Санька моя — на века раньше отведенного на то срока? Это что, мало? Так что и мы свои щи хлебаем не лаптем рваным, заплесневелым…

За каретными окошками чуть засерело, приближался рассвет, следовательно, Москва была уже совсем близко. Рядом громко и нервно похрапывал Петр, с кожаного сиденья, расположенного напротив, на Егора испуганно таращился подполковник Волков — его ближайший соратник и личный друг. Друг — насколько подчиненный может быть другом непосредственному и всемогущему начальнику.

— Приснилось что-то плохое, Александр Данилович? — тихим шепотом поинтересовался Василий. — Стонали вы сильно, вона, за пистолет даже схватились…

Егор с трудом разомкнул занемевшие пальцы, крепко охватившие рукоятку французского изящного пистолета (прощальный подарок любезного Медзоморт-паши, всемогущего советника турецкого Небеснородного султана), сильно потряс кистью руки, восстанавливая нарушенное кровообращение, успокаивающе подмигнул Волкову, проговорил — самым обычным голосом:

— Ерунда, подполковник, прорвемся! Можешь, кстати, и не шептать, сейчас Петра Алексеевича и из пушек шведских не разбудишь…

После полученного известия о смерти Лефорта царь повел себе абсолютно непредсказуемо и непривычно. А именно: не забился в страшных конвульсиях и судорогах, да и гневался-то, брызгая слюной, всего минуты три-четыре, после чего неожиданно сделался холодноспокоен и деловит, велел срочно пристать к речному берегу, где во временном лагере драгунского полка, пребывающего в этих местах на плановых полевых маневрах, горели яркие костры.

Первым делом Петр продиктовал думному дьяку Чердынцеву текст письма к шведскому королю Карлу Двенадцатому, в котором извещал о незамедлительном разрыве последнего, действующего на тот момент мирного договора и о начале полномасштабных военных действий. [8] Военные действия против Швеции по-настоящему начались только в августе — сентябре 1700 года. Текст послания был выдержан в достаточно вежливой форме, только уже в самом конце диктовки Петр, очевидно сорвавшись на краткий миг, поименовал шведского государя — «злобным псом скандинавским, алчущим крови русской, мирной…».

После этого, убедившись, что гонец — в сопровождении двух десятков драгун — отбыл в нужном направлении, к границам с Ливонией, находившейся под шведским протекторатом, царь велел срочно подготовить себе «рабочее место» возле одного из дальних костров: — Доски какие-нибудь ровные положите на толстые березовые чурбаки, да гвоздями приколотите крепко! Бумаги, перьев и чернил — тащите побольше! Два раскладных стула всего? Барабан тогда добавьте полковой, вот и хватит — на троих! Со мной остаются Автоном Головин и дьяк Чердынцев. Все остальные — осторожные и миролюбивые чрезмерно, — гневно покосился на Егора, — пусть скромно, рта не раскрывая, постоят в сторонке…

За последующие шесть с половиной часов эта славная троица родила — совместными усилиями — на белый свет более десяти различных Указов: о выделении финансов на предстоящую весеннюю военную кампанию, о формировании новых тридцати полков — пеших и конных, о срочной закупке в странах европейских дополнительного оружия и боеприпасов, о формировании ополчения дворянского…

Дополнительно к этим Указам были написаны и пространные письма: в Варшаву, Кенигсберг, Копенгаген и Осло, где сообщалось о безоговорочном присоединении России к Северной антишведской коалиции, высказывались настойчивые пожелания — получить в кратчайшие сроки, в соответствии с ранее достигнутыми договоренностями, обещанную финансовую и военную помощь.