Андрей Бондаренко - Северная война

В первых числах июня все войска соединились и организованно вышли на длинный и широкий береговой мыс — прямо напротив Нотебурга.

— Ух ты, красотища-то какая, мать ее! — высказался, восторженно хлопая себя по ляжкам, Ванька Ухов. — Не крепостица — а картинка чудная!

Древняя крепость, сложенная из светлых северных валунов, была заложена — в незапамятные времена — на невеликом острове, расположенном посредине Невы, у самого ее озерного истока.

— Да, кораблям мимо этого Нотебурга не пройти безнаказанно! — уважительно прокомментировал увиденное Борис Петрович Шереметьев. — Вмиг крепостная артиллерия разнесет их в мелкие щепки… Стены-то — как высоки и неприступны! Да, здесь придется повозиться знатно. Людей положим — без счета. Недаром эту твердыню раньше именовали Орешком. Как бы нам зубов не обломать своих — об орех сей…

— Прекратить нытье! — слегка повысил голос Егор. — Рыть на мысу апроши и редуты для пушечных батарей — со всем прилежанием! Велено Петром Алексеевичем взять этот Нотебург штурмом, знать, и будем штурмовать, живота своего не жалея…

«Ну и напрасно! — не удержался от ехидной реплики внутренний голос. — Устроить плотную блокаду — с суши и озера, так крепость месяца через четыре и сама сдалась бы… С другой стороны, если к октябрю не взять этого Нотебурга, то можно и генерал-губернаторского звания запросто лишиться. Да и о княжеском титуле придется забыть надолго. Санька сильно расстроится, обидится, неделю-другую будет дуться и на поцелуи отвечать с прохладцей, без привычного жара… Не, братец мой, без решительного штурма здесь никак не обойтись!»

Тем не менее он приказал:

— Ухов! Перо, бумагу и чернила, быстро! Да, Ванюша, готовься: через десять минут повезешь на гребной шлюпке коменданту Нотебурга письмо от меня. Предложим шведам сдаться. Вдруг да и удастся — избежать кровопролития. Ты, дружок, белой простынкой разживись у сестер милосердных, привяжи ее на длинную палку, чтобы крепостные гренадеры не пристрелили случайно…

Часа через два Ухов вернулся и известил:

— Они думать будут! Сказали, что ответят на рассвете, мол, мы сами все поймем.

Весь день и вечер батальоны Шереметьева — без всяких помех — активно занимались земляными работами, шведские же пушки молчали, и даже на крепостных стенах не видно было бдительных часовых.

На рассвете над тремя башнями Нотебурга были подняты королевские шведские знамена, крепостная артиллерия тут же начала методично и размеренно обстреливать мыс, где продолжали старательно копошиться в земле русские солдаты.

— Понятное дело: сдаваться не собираются! — грустно вздохнул Борис Шереметьев.

— А пушки шведские скоро перестанут палить! — уверенно предрек Апраксин. — Картечь-то до мыса не долетает, а чугунными ядрами лупить по разрозненной пехоте — дело зряшное и бесполезное…

С севера раздалась далекая и раскатистая канонада.

— Это господа Голицын с Соколовым шведам выдают по первое число! — радостно объявил Ванька Ухов, после чего тут же замолчал и стушевался — под сердитыми и гневными взглядами генералов.

— Балуешь ты, Александр Данилович, своих подчиненных! — неодобрительно покачал головой Шереметьев. — Воли себе взяли — рот открывать без приказа… У меня в корпусе за это с утра батогами потчуют, а по вечерам — добавляют…

Северная канонада продолжалась часа четыре с половиной, после чего над Ладогой установилась относительная тишина, изредка прерываемая редкими выстрелами шведских крепостных пушек. Еще минут через сорок над противоположным берегом невского устья взвились цветные ракеты китайских «потешных огней».

— Это генерал-майор Соколов подает условный сигнал, что они полностью выбили неприятеля с северных территорий, — обрадовался Егор и обратился к Шереметьеву: — Распорядись-ка, Борис Петрович, чтобы пяток ломовых единорогов переместили вдоль берега Невы версты на полторы. Там их пусть погрузят на «Луизу» и перебросят на правый берег. Про ядра и порох тоже надобно не забыть… Илью Солева ко мне, срочно!

Подбежал Солев — в новенькой форме поручика Екатерининского полка: с белоснежным шейным платком, тщательно выбритый, в высоких черных ботфортах, придерживая длинную шпагу, болтавшуюся в ножнах на левом боку.

— Здесь я, господин генерал-губернатор! — вытянулся в струнку, преданно поедая начальство глазами.

— Красавчик-то какой, уписаться можно, — тихонько шепнул Ухов за спиной Егора.

— Поручик Солев! Назначаю тебя командовать батареей единорогов на правом речном берегу! — приказал Егор, проигнорировав Ванькино замечание. — Проконтролировать переправу орудий через Неву. Установить их на удобных позициях. Открыть огонь по крепости — только после того, как заговорит артиллерия левого берега. Все ясно?

— Так точно, господин генерал-майор!

— Выполнять!

Когда Солев отбежал от них шагов на десять — двенадцать, Егор обернулся и неодобрительно посмотрел на Ухова:

— Дурак ты, Ванюша! Все люди ведут себя перед серьезным боем совершенно по-разному. Одни перестают не то чтобы бриться, но даже — умываться и принимать пищу. Другие, наоборот, выряжаются — словно собрались на новогодний бал к английской королеве… То что поручик Солев приоделся и даже парик свой слегка напудрил, вовсе не говорит о том, что он, поручик Солев, трус последний. Понял, деревенщина?

— Да я что, Александр Данилович? Я ж просто так, к слову пришлось, — смущенно забормотал Ухов. — Вы же знаете, что у меня язык — как помело…

Началась активная и методичная бомбардировка Нотебурга с обоих берегов невского истока. И чугунными ядрами палили, надеясь, что удастся пробить в крепостных стенах дельный проем, и зажигательные бомбы забрасывали внутрь крепостной территории, помышляя учинить там сильные пожары.

Очень долго ничего не получалось: тяжеленные чугунные ядра отскакивали от камней Нотебурга — как сухой горох от стенок бревенчатой избы, а возникающие пожары успешно тушились дисциплинированными и старательными шведами.

Лишь через десять дней, когда подошел последний обоз с боеприпасами, следовавший из самой Москвы и слегка завязший в злых новгородских болотах, дело пошло на лад.

— В псковских и новгородских арсеналах хранятся зажигательные бомбы и гранаты только старой конструкции, — пояснил Шереметьев. — А осадные бомбы, начиненные горючим составом Якова Брюса, до сих пор изготовляют только на Москве-городе. Ничего, сейчас мы с ворогом поговорим на другом языке…

Действительно, после применения новых боеприпасов ситуация резко изменилась: уже через три часа после возобновления бомбардировки в крепости начался сильнейший пожар, сопровождаемый громкими взрывами.