Юрий Корчевский - Воевода

Давно заметил — только дела начинают идти в гору и жизнь налаживаться — откуда ни возьмись возникает новая проблема, а то и беда на пороге ждет.

Сколько раз вокруг меня кружила смерть, но так остро, как вчера, на дороге из Смоляниново в Вологду, я еще не ощущал ее ледяного дыхания. Цепенея от ужаса, наблюдал с подвернувшегося у обочины дерева, как стая голодных волков догрызла моего коня и эти твари, оглашая окрестности диким воем, ждали падения моего коченеющего на морозе тела, чтобы продолжить кровавую трапезу. Казалось — нет надежды, все, пропал. Да видно не зря говорят — нет худа без добра. Откуда он здесь мог взяться — мой спаситель, запозднившийся охотник Демьян, что спешил вернуться в город?

А может быть, не все задачи в этой жизни я выполнил и нужен Ему, пославшему мне чудесное спасение свыше? Для свершения неведомых мне до поры дел?

Мне, как никогда, хотелось жить и действовать: бороться, защищать и спасать, добиваться торжества Правды и поражения зла, быть полезным и любить. Но прежде надо встать на ноги, помороженные вчера.

Утром я проснулся с трудом — знобило, поднимался жар. Нога, что поморозил ночью, распухла почти до колена, кожа на стопе покрылась пятнами. Отморозил, ешкин кот! Мне только этого не хватало. Надо в баньку сходить, попариться, да горячего молока с медом да малиновым вареньем попить, полежать, пропотеть.

Я позвал Федьку, приказал истопить баню. Заодно и поинтересовался:

— Где спаситель мой, Демьян?

— Затемно еще поднялся, ушел.

Эка незадача.

— Куда, не сказывал?

— Сказывал — на торг.

— Поручи баню холопам истопить. Сам на торг ступай, найди и приведи Демьяна. Не успел я отблагодарить человека, да и виды на него имею. Убедился я — лучник он отменный. А мне еще воинов набирать надо — государь землицею жаловал, так что дружину личную увеличивать надо.

— Понял, бегу.

В спальню вошла Лена.

— Что вчера случилось? — встревожено спросила она. — Почему так поздно вернулся — и без коня?

— Стая волков на меня напала. Коня съели, сам едва живой остался, да, похоже — простыл, ногу вот еще отморозил.

— Бедненький! Сейчас я тебе молока согрею, да с медом.

— Холопам напомни про баню, я им распоряжение дал.

— Суетятся уже, Федька наказал.

Вскоре молоко было готово, я напился.

В постели, под одеялом было жарко, пот катился градом. Но стоило отбросить одеяло — знобило.

К полудню баня согрелась, и я отправился париться. Стоило немного плеснуть воды на каменку, как пар, казалось, обжигал кожу. Помороженная нога вообще не давала даже прикоснуться к себе. Тем не менее я стоически выдержал часа два, то поддавая парку, то расслабляясь на полке. Когда с меня сошло семь потов, решил — хватит. Оделся в чистое исподнее, посидел, остывая, в предбаннике, попил отвар трав, что приготовила жена.

Почувствовав облегчение, я побрел в дом. А в трапезной уже сидят Федька с Демьяном.

— Вот, боярин, еле нашел охотника — уж совсем было отчаялся.

— Ты что же, Демьян, ушел, не попрощавшись? Я тут приболел немного после вчерашнего.

— В баньку, боярин, надо, да отвар из трав целебный попить.

— Только из баньки. Подождите меня.

Я вышел из трапезной, прошел к себе в комнату, взял мешочек с монетами. Вернувшись в трапезную, с благодарностью вручил его Демьяну. Тот взвесил на руке мешочек, сказал:

— Многовато даешь, боярин.

— Думаешь, моя жизнь дешевле стоит?

— Это уж кому как виднее.

Демьян приподнялся было с лавки.

— Ты не торопись, охотник. Дело у меня к тебе. Видел я вчера, что из лука пострелять ты мастер. Не хочешь в дружину ко мне прибиться? О куске хлеба и крыше над головой думать не надо будет, жалованье положу, броню да оружие дам.

— Уж больно сладкие речи ведешь, боярин. А ну как враги, в сечу идти?

— Так святое же дело — за Русь постоять!

Демьян задумался. Я не торопил. Одно

дело — сам себе хозяин, вольный человек, другое — в дружине ходить, под боярином. Не тяжкая доля в мирное время, однако и голову в сече сложить можно или калекой остаться.

— А что, согласен, — махнул рукой охотник. — Пропади она пропадом, такая жизнь. Федор твой, пока с торга шли, расписывал, какие трофеи на саблю берут. А мне хлеб тяжко достается. Зверя выследить надо, изловчиться убить, шкурку обработать. Да налог заплатить деньгою — это опять на торг ехать.

— Ну, вот и славно. Принимай, Федор, нового воина в дружину. Учи сабельному бою, пусть из мушкета постреляет, пообвыкнет. А в остальном пусть лучником и останется. В дозоре да в засаде лук нужен. Сам знаешь: мушкет грохочет — за версту слышно. Место в избе найдется — веди, Федор.

Новому воину я был рад. Жалованная земля это хорошо, но и воины в поместное ополчение с площади земли во владении боярском исчислялись. Надо бы еще двух к себе сманить или купить. Только абы кого не возьмешь — не всякий жизнью рисковать захочет. У воина жизнь более веселая, беззаботная и хмельная, нежели у хлебопашца или ремесленника, но и более короткая. Редко кто из них до старости доживает. Потому и стоят выше на социальной лестнице.

Я прошел в спальню. Что-то утомился, хотя и не делал ничего. Видно, болезнь ослабила. Пощупал лоб — вроде жар спал, но вялость и слабость оставались. Жена подсуетилась, принесла жиру барсучьего — ногу помороженную намазать.

Так я и отлеживался три дня. Простуда прошла, но нога зажила только через месяц. Представляю, что было бы, просиди я на дереве до утра, когда потянулись бы первые обозы и мужики отогнали волков. Точно без ноги бы остался, калекой, а может — и насмерть замерз. Повезло, что Демьян проходил.

Я периодически интересовался у Федьки, как учится ратному делу Демьян.

— Огненного боя не любит, саблей владеть научился, но больше — ножом. Лазутчик прирожденный, — ответил Федор. — Рядом пройдет — и не услышишь.

— Охотник все же.

— Вот-вот. Лазутчиком али пластуном быть — его доля. У нас так никто не может. По лесу идут — ровно стадо, шум да треск стоит. Только и могут, что железом махать.

— Это хорошо, что лазутчик у нас будет. Еще бы двух боевых холопов надо, да где их взять?

— А смотр когда, боярин?

— Через месяц.

Федька присвистнул.

Рано утром, едва рассвело, в ворота постучал гонец. Я чертыхнулся — принесла его нелегкая в столь ранний час! Ведь наверняка не с радостной вестью в ворота стучит. Или беда стряслась какая?

Я только к воротам подошел, как гонец через забор прокричал:

— Воевода вызывает! — и умчался.

Я вздохнул — тяжка боярская доля! Только наведешь в вотчине своей порядок — неси государево тягло. Или на заставу — порубежье охранять, или воевать — с татарами, Литвою, шведами — да мало ли у Руси врагов, жаждущих урвать у соседа землицы, угнать пленных в рабство, поживиться добром чужим. Несть им числа!