Роман Злотников - Еще один шанс...

А через неделю пришла весть, что Самозванец, до сего момента только наводнявший страну подметными письмами, решил наконец-то выступить в поход за принадлежащим ему, типа по праву, троном. И потребовал от меня, как от «верного слуги», выйти ему навстречу с изъявлениями покорности. Такая согласованность двух событий лишь укрепила меня во мнении, что все идет согласно разработанному кем-то плану, а батю, скорее всего, траванули. Как видно, кто-то решил, что почва в целом подготовлена, а вот моя активность только повышает мои шансы на общее признание, и с воплощением планов в жизнь стоит поспешить. Дополнительным доказательством этого стал тот факт, что уже на второй день моего появления в Москве боярин Шереметев представил мне программу обширной амнистии, главным пунктом которой стала амнистия Романовых, утверждая, что те-де были подвергнуты опале «по навету», а на самом деле они есть мои самые верные и преданные слуги. Ну и что-де так «по старине и закону» положено, мол, ни одно царствование не начиналось без обширной амнистии. Я отговорился тем, что до венчания на царство решил ничего не предпринимать, да и потом собираюсь посоветоваться с матушкой. Боярин ретировался, и на следующий день его видели уже в матушкиных палатах.

Письмо Самозванца я зачитал вслух на Боярской думе, а затем спросил, что, мол, бояре в этом случае мне делать присоветуют. Ответом мне была тишина. Мертвая. Вот ведь сволочи-то… Даже отцовы соратники — Телятевский, Вельяминовы, Сабуровы и остальные, также молчали. Я встал и вышел из думной палаты. Что ж, ребята, вы сами дали мне повод сразу взяться за вас круто…

Я вышел из Кремля и, сопровождаемый Немым татем и сотней холопского полка, которым я тут же заменил всю стражу в Москве, оставив стрельцов только кое-где на видных местах, двинулся к собору Покрова. Уже на мосту через Неглинную сзади послышался дикий топот и меня догнало потное, вонючее стадо в шубах, с посохами, в съехавших набок горлатных шапках. Но мои бойцы не допустили их до меня, временами действуя весьма грубо.

Встав перед собором, я молча простоял около получаса, пока слух о том, что «царь, мол, к Покрову вышел, да стоит и молчит», не охватил всю Москву и вокруг меня не собралось тысяч двадцать, а то и более народу, а затем громким и звонким голосом зачитал полученное послание. После чего поклонился толпе в пояс и сказал:

— Вот что, народ мой русский, написал мне Самозванец!

До сих пор я ни разу не произносил этого слова. Нет, в ходу оно было, поскольку и отец, и поддерживавший его патриарх пользовались им вовсю, проводя параллели между моим пророчеством и его появлением, но я сам — нет. А вот сейчас — произнес! И сим поставил окончательный знак равенства между тем колдуном, о коем пророчествовал, и Самозванцем. А затем еще и усилил его.

— И вот я спрашиваю вас, люди русские: что мне делать теперь? Вас, потому как мои бояре в Думе ничего мне на сей вопрос не ответили. — В толпе тут же возник угрожающий гул, я же между тем продолжил: — Попустить ли колдуну Самозванцу, что навлек столько бед на народ наш, лишь потому, что он чужим именем назвался да с грозным войском латинян на Русь идет, и послушно исполнить то, что он от меня требует, его силы черной, колдовской убоявшись?

Слитный рев десятков тысяч глоток был мне ответом:

— НЕТ!!! — А затем сбежавшийся на площадь народ начал валиться на колени и, истово крестясь, вопить: — Батюшка-государь, оборони нас от колдуна проклятого! Спаси Русь Святую от колдуна поганого!.. — И все такое прочее.

То есть избирательные технологии будущего в очередной раз показали свою эффективность. Ну как выдумаете, каков будет ответ, если перед людьми будут ставить вопросы типа: «Какими вы хотите быть — здоровыми и богатыми или бедными и больными?», ну или: «Есть ли здесь умные, сильные, гордые и достойные люди, которые проголосуют за меня, или тут собрались только глупцы, слепцы и уроды, короче, то быдло, которому так цинично задурил голову мой противник?» Так и здесь, никакого сомнения в том, каким будет ответ при такой формулировке вопроса, я не испытывал. И задал его лишь для того, чтобы потом, когда я вплотную займусь боярами, вот этот слитный рев десятков тысяч людей постоянно нависал бы над ними призраком жуткого народного гнева. Ну и еще кое для чего…

Перед самым выступлением в поход я вызвал к себе главу Посольского приказа Афанасия Власьева и имел с ним длинную беседу. А через два дни он отбыл с посольством к картлинскому царю Георгию.

Исполчать большое войско против Самозванца я не стал. Взял только свой холопский полк, государев стременной полк, поскольку составлявшие его дворяне были расселены вокруг Москвы и собраны были довольно быстро, и две тысячи конных стрельцов с завесными [42] Завесные — то есть имеющие ремень для переноски и переносимые за спиной. В то время непременная принадлежность конных стрельцов, поскольку пешие воины носили пищаль на плече. пищалями. Да послал гонцов исполчить несколько уездов по дороге на Чернигов, первый относительно крупный русский город, коий, судя по слухам, а также поступившим вскоре донесениям разведки, Самозванец безуспешно осаждал. Еще со мной ехало около полутора сотен монахов, большей частью из Троице-Сергиева монастыря во главе с его настоятелем, коим оказался мой давний знакомец из Боровского Свято-Пафнутиева монастыря Иосаф, возведенный на это место буквально на днях, а также и из других монастырей, в основном московских — Чудова, Заиконоспасского, Данилова, Симонова, во главе с митрополитом Рязанским и Муромским Игнатием. Он был избран святейшим Иовом возглавить этот «церковный спецназ», долженствующий позволить «надеже Святой Руси», то есть мне, справиться с жуткой колдовской силой Самозванца. Игнатию, бывшему по происхождению критским греком и оставшемуся на Москве после того, как он прибыл сюда вместе с делегацией Константинопольского патриарха, было «всего» шестьдесят пять лет. Он оказался самым молодым и, как ни странно, крепким из всех митрополитов, которые по идее успевали прибыть в Москву до нашего отъезда. А поставить во главе столь важной миссии кого-то чином пониже патриарх не рискнул. Хотя я не исключаю, что до конца он в мои россказни не поверил, но действовал при этом по принципу — береженого бог бережет. Ко всему прочему, Игнатий оказался довольно ушлым типом, и за время пути мы с ним очень неплохо поняли друг друга. Так что я наметил его как одного из следующих кандидатов на пост патриарха, после того как святейший Иов лично узреет того, кому он всю свою жизнь так достойно служил, да случится это как можно позднее…

К войску Самозванца мы вышли внезапно. Его лагерь раскинулся где-то в версте от ворот долго и безуспешно осаждаемого им Чернигова, около небольшого озера или, возможно, большого пруда. Судя по размерам лагеря, войска с Самозванцем было не более трех-четырех тысяч человек, причем, по докладу сотника моего холопского полка Ивана Литвина, ведавшего разведкой, большую его часть составляли казаки и «вольные люди польские», то есть нищая и крайне недисциплинированная польская шляхта. Серьезную угрозу представляла только одна гусарская хоругвь Сандомирского воеводы, приданная Самозванцу, впрочем, скорее для большей солидности, поскольку, исходя из собранных сведений, никаких попыток хоть раз вывести ее на поле боя зафиксировано не было. Да и командир этой хоругви вел себя крайне самостоятельно и демонстрировал предельную независимость. Так что моему войску, разросшемуся за время пути почти до двенадцати тысяч человек, армия Самозванца была на один зуб. В принципе, если успеть развернуть и изготовить к бою одних только конных стрельцов, — могло хватить и их одних…