Юрий Корчевский - Боярская честь

— Стой, погоди, Лукерья! Накормить-напоить человека с дороги надо, потом уж расспрашивать. Поди-ко лучше, распорядись насчёт баньки — обмыться людям с дороги надо.

Лукерья вышла. Купец вопросительно глянул на Федьку-занозу.

— Федя, погуляй пока, мне с хозяином переговорить надо.

Федька беспрекословно вышел, прикрыл дверь, и мы остались одни.

— Ну, вкратце расскажи — где ты и как? И почему платье на тебе боярское?

— Живу с семьёй в Вологде, дом купил. Если ты помнишь, паренька я здесь подобрал — Васятку, у меня приёмным сыном живёт. Нашёл по записям родителей своих, кои боярами оказались. Так и стал боярином по праву рождения. Деревню с землёю купил, обустроил, два раза в походах боевых побывал под рукою государя.

— Э, парень. Теперь я первым шапку пред тобой при встрече ломать должон. — Крякутный окинул взглядом стол. — Да и встречать боярина в доме надобно по-иному.

— Успокойся, Иван. Как был я тебе другом, так и остался. Давай без церемоний. Считай, что для тебя ничего не изменилось. Расскажи лучше, продал ли мой дом, да что с паромами? Всё ведь в спешке бросил.

— А как же, обо всём позаботился. Дом продал — не торопясь, с выгодой. А паромы?

Иван хитро улыбнулся.

— Паромами сам владею, выгодное это дело. За полтора года отдам тебе деньги за аренду, а завтра уж ты мне их продашь, и ударим по рукам. Согласен?

— Молодец, я в тебе никогда не сомневался. Есть у тебя хватка, Иван, коли где деньгами пахнет — ты своего не упустишь.

— На том стоим. Ну, где там слуги? Пировать сейчас будем, все дела — завтра.

За стол уселись мы с Иваном, Лукерья да Федька-заноза. Боевые холопы часто сиживали за одним столом с боярином, чего не удостаивались холопы от земли. И то — жизнью рискуем вместе в сече, как хлеб совместно не преломить?

Выпили немного, закусили слегка и отправились в баню. Кто ж перед баней брюхо набивает до отвала? Боже, как здорово вымыться после долгого пути! Одно дело — по воде на ушкуе плыть, другое — верхом на лошади пыль глотать. Везде, сущая пыль была везде — в волосах, в носу, а одежду надо было просто стирать.

Первоначально с нас с Федором стекали потоки грязной воды. Обмывшись, мы попарились, потом смыли солёный пот. В предбаннике уже лежала чистая одежда, а нашу прислуга унесла.

И только после бани пир пошёл горой. Пока мы мылись, кухарки наварили и нажарили мяса и рыбы. Стол ломился от явств. Даже у меня, уже перекусившего перед баней, потекли слюнки. Свиной студень с хреном, куры жареные и варёные, окорок свиной, стерлядь на пару, небольшой поросёнок, жаренный на вертеле, квашеная капуста и мочёные яблоки, лучок зелёный, огурцы и редиска, пироги с визигой, расстегаи с кашей, пряженцы с луком и яйцом. А уж выпивки — вина мальвазия, петерсемена, фряжское, рейнское, пиво домашнее. Поистине расстарался Иван, за таким столом не боярину — князю сидеть не стыдно было бы.

Ох и оторвались мы. Встали из-за стола сами не все. Федьку слуги на руках отнесли в людскую. Ивану и мне помогли, поддержали под локотки.

— Устал я что-то, отдохну, — заплетающимся языком едва произнёс Иван и уронил голову на грудь.

Проснулся я поздним утром. Голова была тяжёлая, в затылке ломило, язык распух и был сух, что твоя наждачная бумага. Я скосил глаза — позаботились, рядом с постелью стоял запотевший жбан с клюквенным морсом. Приподнявшись на локте, я осушил литровую ёмкость. Немного полегчало. Это же сколько мы выпили, если после такой закуски похмелье было столь жестоким?

Немного отпустило голову. Я встал, оделся, по старой памяти нашёл туалет — выпитое настойчиво просилось наружу. Снизу, с первого этажа раздавался голос Ивана.

Я спустился в трапезную. Я бы обязательно посмеялся над купцом, коли сам чувствовал бы себя хорошо. Лоб перетянут полотенцем, под глазами мешки. Трясущимися руками пытается удержать кружку. На столе — огуречный рассол, квашеная капуста, квас. Можно сказать — весь домашний арсенал от похмелья.

Иван слабо кивнул в ответ на моё приветствие.

— Садись. Тоже болеешь? Поправишься.

Я налил здоровенную кружку кваса, с наслаждением выпил. Во рту хоть сушить перестало.

— Нет, здоровье уже не позволяет столько пить. Ты не помнишь — чем вчера всё закончилось?

— Да ничего не случилось. Пир закончился, все разошлись по комнатам — отдыхать.

— Отдыхать? Пожалуй, пойду отдохну. Ты не против, если делами мы займёмся попозже?

— Ради Бога, время позволяет.

Встретились мы вновь после пополудни, за обедом. Ничего особо не ели — похлебали горячего, наваристого супчику. Все сидели с помятыми лицами.

— Так, делу — время, потехе — час. Пошли ко мне в кабинет.

Иван решительно поднялся, затопал по лестнице. В кабинете он залез в сундук, вытащил мешочек с монетами.

— Это за дом. Сейчас посчитаю, сколько я тебе за аренду паромов должон.

Иван долго чиркал писалом по дощечке.

— Ого — изрядно выходит. Однако отдавать надо.

Иван достал приличного размера мешок серебра, отсчитал деньги, ссыпал их в маленький мешочек, протянул мне.

— Всё, мы в расчёте.

— Обмывать будем? — пошутил я. И чуть не пожалел о сказанном.

Иван схватился за голову, замычал.

— Нет, не сегодня, слышать о выпивке не могу — ажио тошнит.

К вечеру Иван, я и Федор отошли, скромно попили чаю с баранками.

Следующим днём я с Федькой обошёл пешком город. Было интересно посмотреть — не изменилось ли чего? По возвращении домой, в Вологду, Лена точно будет расспрашивать о родном для неё городе. За время моего отсутствия город не изменился, знакомых я не встретил, а специально заходить в кремль не стал.

Дабы не обременять хозяина, мы стали собираться в обратную дорогу. Осень на носу — хорошо, если сухая будет, а если дожди зарядят? На иных дорогах кони по брюхо в грязь уходят. Поэтому следующим днём мы и выехали, тепло попрощавшись с Иваном.

Ехали мы не спеша — то на рысях, то шагом, давая коням отдохнуть — всё же путь предстоял дальний, однако к вечеру тридцать вёрст проехали. Так и пошло — днём ехали, а к вечеру заворачивали на постоялый двор.

Недалеко от Владимира в уже надвигающихся сумерках на перекрёстке дорог свернули на вовремя подвернувшийся постоялый двор. В воротах столкнулись с другими постояльцами, ехавшими допрежь навстречу. Кони сшиблись.

— Куда прёшь, скотина! — заорал всадник и огрел Федьку плетью. Я в ответ не замедлил пустить в ход свою плеть, отстегав нахала — бить чужого холопа не позволено никому, только хозяин мог наказать слугу. Неписаные правила однозначно расценивали сей поступок незнакомца как оскорбление хозяина.

Ко мне подъехал на коне вальяжного вида молодец с едва пробившейся бородкой.

— Ты кто таков будешь? Я — боярских детей, Алексей Анкудинов, — гордо заявил всадник.