Фидель Кастро - Фидель и религия. Беседы с фреем Бетто

Кроме того, еще одно. Я называю ему свое имя, а он отвечает: «Никому не говорите, никому не говорите». И потом еще одна фраза, когда все бросаются на землю, когда звучат выстрелы, и он говорит: «Вы очень храбрые ребята, очень храбрые», - он повторил это раза два. Этот человек, один из тысячи, несомненно, каким-то образом симпатизировал нам или морально сочувствовал нашему делу, он действительно был человеком, который в тот момент решил нашу судьбу.

Фрей Бетто. Так значит, вас отправили в тюрьму, и вы провели двадцать два месяца в тюрьме на острове Молодежи.

Фидель Кастро. Да, примерно с 1 августа.

Фрей Бетто. И вы вышли благодаря национальной кампании за амнистию пленных. Вы помните, участвовала ли церковь в этой кампании за амнистию?

Фидель Кастро. Кампания за амнистию была в самом деле очень широким движением: в ней участвовали все оппозиционные политические партии, гражданские силы, общественные организации, видные деятели культуры, журналисты, много народу. Наверняка церковь тоже должна была ее поддержать, но она не была центром кампании. Хотя престиж церкви, несомненно, возрос благодаря действиям и поведению Переса Серантеса в Сантьяго-де-Куба после нападения на Монкаду, благодаря его усилиям и жизням, которые он спас; это широко признавалось национальным общественным мнением.

Помимо этого сильного общественного давления, амнистию определили, в сущности, различные факторы: совершенные преступления, которые вызвали большое возмущение народа; вначале это было известно в Сантьяго-де-Куба, но не слишком хорошо – в остальной части страны, и мы обличили все эти преступления на суде, хотя пресса молчала в силу полной цензуры. Меня произвольно отстранили от суда, в первые дни меня приводили на два или три заседания. Я защищался сам и рассказал обо всех преступлениях, поскольку наша линия поведения заключалась в том, что мы принимали на себя полную ответственность и оправдывали акцию мятежа с моральных, легальных и конституционных позиций. Такой была наша установка: никто не отказывался от почетной ответственности. Все мы говорили, что чувствуем себя ответственными и гордимся тем, что сделали, это было нашей политикой; позже начали подпольно циркулировать все документы, весь народ узнал о чудовищных преступлениях – из самых жестоких, когда-либо совершавшихся в истории Кубы. У правительства совесть была нечиста, а к тому же, с другой стороны, оно уже считало, что его положение укрепилось.

Все остальные политические силы, предположительно готовые вести вооруженную борьбу, не сделали ничего, они постепенно расслаблялись, многие из них, в то время как мы сидели в тюрьме, вступили в предвыборную игру; Батиста почувствовал, что его положение укрепилось, и захотел узаконить свою власть, превратить правительство

де-факто, правительство переходное, в правительство конституционное, выборное. Он наметил выборы – кандидатом на которых был Батиста – в уверенности, что сможет придать своему правлению законную форму, поскольку, с одной стороны, многие силы решили воздержаться от участия в выборах, оппозиция утратила всякий престиж, а с другой, у него был ряд партий, поддерживавших его, а также правительственные средства. Он хотел облечь свой режим в законную форму.

Этот фактор сыграл большую роль, потому что, по исторической традиции, на Кубе нельзя было представить себе выборы без амнистии. То есть амнистия частично была объявлена не только под давлением общественного мнения, но и в силу других факторов: сознания, что было совершено много преступлений; кампании по обличению преступлений и по ориентации народа, которую мы вели прямо из тюрьмы, и, кроме того, желания и потребности Батисты придать законное обличье своему правлению, что заставило его провести выборы. Тут сыграли роль все эти факторы. И недооценивая, пренебрежительно сбрасывая со счетов маленькую группу оставшихся в живых, группу из двадцати с небольшим товарищей, полагая, что вооруженное выступление подавлено, что у этих людей нет средств, нет сил, он принял закон об амнистии.

Фрей Бетто. Когда вы были там, остров тогда назывался Пинос?

Фидель Кастро. Да.

Фрей Бетто. И вы там впервые вступаете в контакт с падре Сардиньясом, который затем участвует в эпопее Сьерра-Маэстра?

Фидель Кастро. Возможно. Когда мы были там, там, в тюрьме, нас раз или два посетили монашки.

Но надо сказать, что я очень мало времени находился вместе с другими товарищами.

Фрей Бетто. Вас изолировали?

Фидель Кастро. Примерно через три месяца нашего пребывания или чуть меньше, в связи с приездом Батисты на нынешний остров Молодежи и посещением тюрьмы – он приехал туда для такой нелепости, как открыть электростанцию мощностью в несколько десятков киловатт.… Помню, что здесь позже построили много электростанций мощностью в десятки тысяч киловатт, и никто их торжественно не открывал, не было времени открывать столько строек, а Батиста поехал туда открыть микроэлектростанцию. Естественно, тюремные власти готовили чествование Батисты, торжественный прием Батисты, и мы восстали против этого; мы даже решили, что не будем принимать пищу в день, когда приедет Батиста, не выйдем во двор, и тогда нас заперли; но электростанция была расположена рядом со зданием, в котором мы сидели, и один наш товарищ, Хуан Альмейда, наблюдал в окно и видел, как Батиста вошел в помещение маленькой электростанции. Мы подождали, пока он выйдет оттуда, совсем рядом с нами, и в тот момент, когда он вышел, запели «Гимн 26 июля».

Батиста подумал поначалу, что это было частью почестей, которые ему которые ему приготовили, что то был хор, певший, может быть, какую-нибудь хвалу; сначала он был доволен, он приказывает окружающим замолчать, потом затихает и начинает сердиться, когда слышит слова нашего гимна, в которых говорится о «ненасытных тиранах, погрузивших Кубу в пучину зла». Альмейда видел все это в окошко. И тут, можешь себе представить, входит полиция, а мы продолжаем петь гимн, несмотря на то что там был грозный тип, убийца по прозвищу «Пистолетик». Нас оставили взаперти, и с того дня меня изолировали вплоть до конца тюремного заключения, так что за все время пребывания в тюрьме – потому что сначала я был изолирован в Сантьяго до суда – из двадцати двух месяцев заключения я, наверное, был в изоляции месяцев девятнадцать. Хотя в конце изоляция была уже относительной, потому что ко мне перевели Рауля – за несколько месяцев до амнистии.

Так что я не могу тебе ответить – думаю, надо бы спросить Монтане, который был на острове Молодежи, - когда, уже тогда или позже, падре Сардиньяс вступил в контакт с заключенными Монкады.