Фидель Кастро - Фидель и религия. Беседы с фреем Бетто

и не было никакого равенства, сколько бы ни пытались философствовать и сколько бы

ни спорили о предполагаемом равенстве в классовом обществе. Так называемое равенство между мультимиллионером нищим в Нью-Йорке или в любом месте Соединенных Штатов, или между миллионером и рабочим без работы в Соединенных Штатах – это равенство, можно сказать, чисто метафизическое, я не вижу его нигде; и я не думаю, что существует какое-либо братство между североамериканским мультимиллионером и североамериканским нищим, дискриминированным негром, безработным трудящимся, заброшенным ребенком; это чистая фантазия. Я считаю, что действительно впервые

в истории человека понятия реальной, по-настоящему полной свободы, равенства и братства могут существовать только при социализме. Это проповедь любви к ближнему, о которой говорит церковь, думаю, применяется на деле, находит очень конкретное выражение в равенстве, братстве и человеческой солидарности, к которым стремится социализм, и в духе интернационализма.

Кубинцы, едущие работать в другие края, - учителя, врачи, инженеры, техники и квалифицированные рабочие, - и те десятки тысяч, сотни тысяч, которые готовы работать в самых трудных условиях, иногда расплачиваясь за это жизнью, чья верность своим принципам является выражением наивысшего духа солидарности, - я думаю, что они демонстрируют на практике уважение к своим ближним, внимание к своим близким и любовь к своим ближним.

Так что я полагаю, что социалистическая революция поставила это понятие на самую высокую ступень, а коммунистическое должно будет поставить его еще выше, потому что социализм пока не задается целью достичь полного равенства – мы уже говорили об этом раньше – в том, что касается вознаграждения. Он предоставляет действительно гораздо больше возможностей, чем капитализм, потому что в нашей среде, например, раньше учились исключительно дети семей, располагавших материальными средствами, а сегодня нет ни одного ребенка в самых отдаленных уголках страны, сына крестьянина, рабочего, у которого не было бы возможности учиться в лучших школах. Нет ни одного ребенка, у которого не было бы учителей, у которого не было бы возможности учиться в превосходных образовательных заведениях, поступить в университеты, пойти настолько далеко, насколько позволяет его талант, - возможности реальной, объективной, не теоретической, не метафизической. Мы привели наше общество к этому действительному равенству возможностей.

В плане вознаграждения за работу мы еще не можем сказать, что существует полное равенство, потому что у одних людей больше физической силы, чем у других, у одних больше таланта, чем у других, больше умственных способностей, чем у других. При социалистической системе социалистическая формула, которая вознаграждает каждого по труду и по качеству его труда, - это еще не коммунистическая форма распределения; поэтому Маркс говорил в своей «Критике Готской программы», что эта форма не выходит за узкие границы буржуазного права и что коммунистическое общество будет еще более равноправным.

Фрей Бетто. В социалистическом обществе и в коммунистическом обществе также стремятся и к развитию духовной жизни человека?

Фидель Кастро. Да, конечно, мы стремимся к самому широкому материальному и духовному развитию человека. Именно в этих терминах я и говорю, когда касаюсь вопросов образования, культуры. Ты мог бы, кроме того, добавить его духовное развитие в религиозном смысле. Для нас вопрос принципа, что человек должен иметь эту свободу и эту возможность.

Так вот, говоря о братстве, я думаю, что наше общество – действительно братское общество. Когда мы в определенных социальных условиях освобождаем человека от угнетения, от эксплуатации, от порабощения, мы гарантируем ему не только его свободу, но и гарантируем его честь, его достоинство, его мораль – короче, его человеческую личность. Не может говорить о свободе классовое общество, где существуют формы жестокого неравенства и где человеку не гарантируется даже его возможность быть человеком. Пойдите спросите об этом жителя любой из трущоб Латинской Америки, негра в Соединенных Штатах, бедняка в любом из капиталистических обществ сегодняшнего мира.

Это мои самые глубокие убеждения. Я понимаю любовь к ближнему как солидарность.

Фрей Бетто. Команданте, есть две концепции, которые довольно трудны для некоторых христиан: первая – марксистская концепция классовой ненависти; вторая – концепция классовой борьбы. Мне хотелось бы, чтобы вы немного сказали об этом.

Фидель Кастро. Существование социальных классов – это историческая реальность со времени первобытного коммунизма, когда люди начали скапливать

кое-какие богатства, обзаводиться землей и средствами, чтобы эксплуатировать труд других. Социальные классы, которые не существовали в эпоху первобытного коммунизма, когда практически все было общим, возникают как следствие самого развития человеческого общества. Затем начинает происходить расслоение классов, и вот среди известных обществ, о которых нас имеются больше исторических свидетельств, у нас есть Греция и Рим, которые даже ошибочно принимались за прототип демократии.

Помню, как нам рассказывали об афинской демократии, когда народ собирался на агору обсуждать на широкой ассамблее политические проблемы. И, разумеется, все мы говорили: как замечательно, как это на самом деле прекрасно, какая образцовая прямая демократия существовала в Греции! Затем пришел черед истории, исторических исследований, и когда глубже изучили это общество, обнаружилось, что те, кто собирался на площади, были незначительным меньшинством граждан. Я и сам спрашивал себя, как могли собрать всех граждан на площади, если в то время не было ни громкоговорителей, ни рупоров, как они могли собрать весь народ для обсуждений?

Помню, когда я был мальчиком, у нас работал бухгалтер, довольно культурный человек; он даже знал несколько языков: испанский, французский, латынь, немного греческий, немецкий, английский, он был, что называется, эрудит. Ко мне он относился приветливо, ему нравилось беседовать со мной, когда я приезжал из школы на каникулы, и он говорил мне о великих ораторах времен Греции, Рима – о Демосфене, о Цицероне, всегда была у него наготове какая-нибудь история.

Не помню, он или кто-то другой однажды рассказал мне, что Демосфену было трудно говорить – он был то, что мы называем немного заикой, - и как доказательство воли и дисциплины он клал под язык камушек, чтобы говорить и преодолевать трудности. Бухгалтер рассказывал мне об этих политиках древности, и конечно же я, тогда еще ученик первых классов второй ступени, уже интересовавшийся литературой, даже достал собрание речей Демосфена. Кажется, некоторые из его речей пережили пожар Александрийской библиотеки, пережили нападения так называемых варваров, все эти исторические превратности, и сохранились, или, может, кто-то их восстановил. У меня были речи Демосфена, Цицерона и других ораторов и писателей древности; думаю, что в определенном смысле тот бухгалтер, тот испанец – он был испанец, астуриец, его звали Альварес – пробудил у меня интерес к таким вопросам. Помню, я в очень раннем возрасте прочел некоторые книги этих исторических личностей.