Сюзанна Кулешова - LOVEЦ

После этих слов Софьи я на некоторое время вообще перестала соображать, чтобы хоть как-то вмешаться. Им же такая мысль, напротив, пришлась по вкусу.

– Точно. Тоже в сущности убийство, но куда более гуманное: старушка умрёт довольно быстро от избытка не по возрасту бурных чувств, к тому же счастливая, а Раскольников, в ладах с законом и совестью, останется не только, так сказать безутешным вдовцом, но и единственным счастливым наследником.

– Нет уж! – Ожила я наконец. – Ставьте лучше Поттера. Ролинг, по крайней мере, ещё жива и, в случае чего, может постоять за свои права!

– Поттера так Поттера. Мы только за.

– Итак, пишем свою книгу и всё ставим на уши.

– Несколько отредактируем характеры героев. Гермиона и Рон вполне нормальные ребята, а вот Гарри – не наш человек – недоучка – везунчик. Либо пляшет под чужую дудку, либо выезжает за чужой счёт.

– Ну это не новость. Об этом уже все говорят.

– А мне – послышался Сонин весёлый голос – вообще наиболее симпатичен профессор Снейп. Классический романтический герой: тяжёлое детство, разочарование в отце, непонимание и издевательства со стороны сверстников, незаурядный ум и великолепные манеры. Я бы в такого влюбилась и сделала его счастливым.

– Ага – белым и пушистым в старости.

– ОК! – Завопил Богдан – слушайте:

Параметры судьбы перенастроив,

Всем ценностям земным меняю рейтинг.

Влюблюсь в литературного героя,

Аналога в реальности не встретив.

Так?

– Класс!

– Дальше давайте. Чего нужно Снейпу?

– Любви ему не хватает – захихикали девочки.

–Это мы ему обеспечим, но позже. Чего он, такой умный, Поттера не пришибёт как-нибудь так незаметненько!

– Ну… Ага. Во-первых, Гарри – сын его любимой женщины.

– Может, он ещё и внук Воландеморта?

– Точно! У того от злости на внебрачную дочурку, что за придурка замуж вышла, крышняк поехал, и он с синдромом Тараса Бульбы решил извести под корень свой собственный род.

– Yes! А на Гарри обломался.

– Ещё бы! Мамкина любовь, да Снейпово покровительство, и вообще не известно ещё, кто отец?

– Э… Это лишнее.

– Чего ж он его так макает? От большой любви и заботы?

– Ага, если б я так учился, как этот Поттер, меня бы отец родной похлеще всякого Снейпа упаковывал. А вот на фиг он Дамблдора прикончил?

– Ну не гоже столь могущественному волшебнику от слабости и старости помирать. Это у них эвтаназия такая была задумана. Если б Снейп действительно был злодеем, он бы по закону жанра поболтал ещё с полчасика, объясняя мотивы, а тут – герой – Илья Муромец, палочку поднял и без лишних слов, чтоб и старика не мучить и другим не дать очухаться.

– А любовь? – настаивали девочки.

– Мы ему нашу славянскую ведьму подсунем. Только как бы из другого мира.

– Ага. Из мира читателей. Мощную такую колдунью, которая жертвует ради своей страсти реальностью и всё такое. Её Сонька сыграет.

– А Снейпа Богдан. Только подкраситься придётся.

– Точно! Ему масть сменить – ну чистый отъевшийся Снейп.

– Кончайте ржать, слушайте стих:

Поправ права творца, свернув кумира,

Из суеты обыденности вырвусь.

Я-ангел, падший из другого мира,

Я для твоей программы страшный вирус.

Сюжет сменю и выверну идею

И по-другому весь конфликт построю.

Героем станет тот, кто был злодеем,

И за собою поведёт героев.

Пусть негодуя спросишь ты: «Откуда?

Такая тема не по нраву мне»

Ты, автор, знаешь, нет сильнее чуда

Любви, пускай ворвавшейся извне.

Без подлости, предательства, обмана,

Чтоб быть самим собой, даруя смелость.

И мы уйдём из твоего романа

Совсем не так, как бы тебе хотелось.

– Ура! Ставим.

Отлично! Мне даже понравилось. Спектакль обещал получиться, следуя их терминологии, «прикольным». Соне пришлось писать сценарий, так как Богдан опять исчез на своих сборах. Я помогала с песнями. Особенно пришлась мне по душе идея с ведьмочкой из другого мира. А вот после рассуждений по поводу старухи – процентщицы говорить с Богданом мне снова не хотелось. Андрей же, напротив, был в полном восторге и от Достоевского и от Гарри Поттера. Он даже предложил свою помощь с режиссурой – я не возражала.

– Ну и чего ты расстроилась? Помнишь, я говорил тебе об осторожности.

– Да, но зачем он сделал это?

– Не думаю, что он вообще преследовал какую-либо цель. Хотя, вероятно, ему сейчас действительно не до твоих вопросов.

– Как думаешь, Богдан, действительно всё знает? Может, он вообще, это спровоцировал?

– Вряд ли, но какая-то роль у него определённо есть.

– Какая?

– Я не знаю правил их детской игры. Потерпи, осталось немного.

Я остолбенела.

– Что? Что ты сказал?

– Я просто советую подождать. Богдан сам найдёт тебя. Просто будь готова и не беги, когда он придёт.

– Нет. Ты произнёс в точности те слова, которые я слышала последними.

– Ну, совпадение. Надеюсь тебе это доставило удовольствие?

Спектакль получился. Пришлось его даже повторить ещё пару раз, а песни к нему стали нашими лицейскими хитами до конца учебного года. Но эта неожиданная удача не столько успокоила мою истерзанную душу, сколько ещё более смутила её, повиснув классическим вопросом: быть или не быть. В смысле: насколько необходимо преподавание литературы, по крайней мере в имеющемся виде, в специализированном лицее, и насколько я могу являться учителем данного предмета. За мою многолетнюю практику я убедилась, что программные произведения читаются исключительно с целью не получения двойки, и то, если таковая грозит в полугодии. В результате у большинства учащихся вырабатывается стойкая неприязнь и к прочитанному, и к автору, проходящая, в лучшем случае, лет через двадцать. Среди моих знакомых немало людей, которые, увы, терпеть не могут Толстого, Чехова, Тургенева, но зачитываются внепрограммным Набоковым, Буниным, Достоевским ( если, конечно, ограничились в своё время просмотром экранизаций). Я задавала ребятам вопрос:

– Чему вас учит школьная литература?

– Уворачиваться от двоек – просто ответил Богдан, и никто ему не возразил. При этом они читают, и не только энциклопедии и Гарри Поттера. В столах можно иногда обнаружить забытых Апдайка, Фриша, Житинского, Стругацких, находился даже Вольтер. Кстати, философов эпохи просвещения они воспринимают и в рамках школьной программы. Зато наши народовольцы в лучшем случае остаются запомнившимся термином. Я бы изменила программу. Есть, наверное, смысл знакомить с писателем, с его мировоззрением, которое, возможно, всего лишь результат воспитания. И пусть читают, что хотят. И пишут. Пробуют разные жанры, пробуют подражать стилю писателя, эпохи или литературного течения, придумывают новые направления. Литература должна учить творчеству, а не паразитированию на нём. Таким детям, как в нашей школе (правда, думаю, изначально и всем остальным) требуется эксперимент, исследование, а не препарирование. Я пробовала высказывать эту точку зрения среди коллег. В лучшем случае мне сочувствовали. Я не могу больше преподавать предмет, обманывая и себя и учеников, а делать это по своей собственной программе, отличной от министерской, можно разве что факультативно. Ведь школьников нужно готовить к выпускному сочинению, а свободные темы с каждым годом всё более привязаны к русской классике, и, увы, к столь нелюбимому современными молодыми читателями девятнадцатому веку. Кто-то должен это делать. Но не я. Я просто не имею права.