Александр Нотин - Исход. Экскурсия в мегаполис (журнальный вариант, издание Шестое чувство)

— Так, пустяки, товарищ генерал. Сквозная. До свадьбы заживёт!

— И сколько же тебе лет, жених?

— Двадцать один, товарищ генерал.

— Родом откуда?

— Псковский, из Пустошки я.

— Хорошо. Внутри кто-нибудь есть?

— Никого. И ничего. Только цилиндры. Тяжеленные!

— Сколько их всего?

— Шесть штук.

— Шесть, ты не ошибся?

— Точно — шесть, сам пересчитывал.

— Пойдём глянем.

В тёмном, сыром и абсолютно пустом подвале дота, напротив узкой щели, служившей когда-то бойницей, выстроились в ряд шесть (сомнений теперь не оставалось) одинаковых серебристых цилиндров, похожих на пузатые туристические термоса из нержавейки. Если здесь когда-то и был седьмой цилиндр (седьмое «место» в лексиконе наёмников), то в данный момент он отсутствовал.

Генерал попробовал на вес один из контейнеров — действительно увесистый, тянет килограмм на двадцать, не меньше. Такой в кармане не унесёшь. Ну что же, было здесь «седьмое место» или не было его — разбираться теперь ему, Антону Савину. И разбираться досконально, до кишок, до полной и окончательной ясности, так, чтобы убедиться самому и ещё суметь убедить Центр.

Между тем звуки выстрелов окончательно стихли, и на поляну потихоньку начали стягиваться разгорячённые бойцы. Вскоре вернулся и Крис, подталкивая перед собой — кого б вы думали? — нашего старого знакомого Сократа. Правда, на этот раз бородач и не думал «валять Ваньку», как год назад в осеннем лесу под Клином. Поник, поблек наш Философ, потерял лицо, как говорят китайцы. Издалека признав Антона, он совсем скис и обмяк, и Крису пришлось чуть не волоком тащить его последние метры. Одним словом, Сократ, проходивший у бандитов под кличкой Философ (бывают же такие совпадения!), пребывал на грани нервного срыва. Пропустить такой благоприятный момент для допроса с ходу было бы, понятно, непростительной глупостью.

Крис уловил коварный замысел Антона с лёту, стоило только тому глазами указать на пленного, два мёртвых тела у палатки и при этом лукаво подмигнуть.

— Что с этими, кто их? — спросил он генерала, указывая на трупы и разворачивая Сократа таким образом, чтобы тот мог вдоволь налюбоваться на своих бывших подельников.

— Не признавались, гады. Пришлось пустить в расход.

— А этого куда?

— Смотря по тому, как вести себя будет, а пока — на допрос.

— Давай, шевелись, bastard! Чего застыл? Move your ass! What the hell are you waiting for? — заорал что есть силы Крис и втолкнул полумёртвого от страха Сократа в пропитанный порохом (тому показалось, что ещё и кровью) бывший штаб наёмников. Следом вошёл Антон. В палатке за столом сидел капитан Макеев с обычным своим угрюмым видом и закатанными по локоть рукавами. В углу очень кстати стонал тяжелораненый, без сознания Гром и лежал (санитары ещё не подоспели) ещё один убитый бандит. Обстановка для психологического допроса — нарочно не придумаешь.

— Фамилия, имя, отчество? — тихо спросил Антон.

— Я всё скажу, не сомневайтесь! Я никого не убивал! Я всё скажу!

— Итак?

— Ерёмин Александр Митрофанович, 1981 года рождения, русский, женат, проживаю…

— До биографии твоей, господин Ерёмин, мы, Бог даст, ещё доберёмся. Это в случае, конечно, полной искренности и готовности сотрудничать с Армией обороны. Ты ведь и сам знаешь, сколько за тобой водится разных грешков, не так ли?

— Спрашивайте, я всё скажу!

— Где Профессор? Его нет ни среди убитых, ни среди пленных. Скольких мы насчитали тех и других, товарищ Макеев, а? Одиннадцать? А сколько всего было людей в лагере? Ну, Ерёмин?

— Двенадцать, гражданин начальник, ровно двенадцать! Семь военных, включая меня (хотя я не военный, верьте мне, и я ещё докажу это!), трое бывших зэков и два гражданских — Профессор, как вы верно изволили выразиться, и иностранец по фамилии — а может, прозвищу? — Андерсен, но откуда он, этот иностранец, я ей-богу не знаю.

— Ладно, Бога и Андерсена пока оставим в покое. Сейчас меня интересует Профессор. Что тебе о нём известно?

— Честно? Почти ничего. Гром нам категорически запретил общаться с гражданскими. Даже говорить с ними. Этот Профессор (так его звали за глаза ребята, но он, насколько я знаю, не возражал) с утра до ночи копался под землёй. Чего уж он там искал, неизвестно, только однажды ночью они с Громом вывезли на тачках и поместили в старый дот — я покажу, где это, — какие-то контейнеры серого цвета.

— Сколько их было?

— Вообще-то никто из нас их в натуре не видел, точнее, не должен был видеть. Таскали они эти штуки впотьмах, пыхтели, как негры на плантациях. В жизни бы не поверил, что Гром, который палец о палец бесплатно не ударит, способен так упираться. Потом, как они, значит, перетаскали эти контейнеры в дот, на другое утро замуровали вход железной дверью и поставили часового. Но я-то всё видел! Я в ту ночь дежурил по лагерю. У меня на глазах всё и происходило.

— Так сколько?

— Семь было контейнеров, ровно семь, господин генерал.

— Когда и куда потом делся Профессор?

— А вы меня не расстреляете?

— Будешь говорить правду, останешься жив. Слово офицера.

— Буду, господин начальник, обязательно буду. Какой мне смысл врать! Сегодня ночью ушёл Профессор. Провожал его Гром. Я их видел издалека, со спины. Больше, вот те крест, ничего не знаю. Куда, зачем он ушёл? Ничего не знаю.

Собственно говоря, Антон выяснил почти всё. Всё, что хотел. Ситуация предельно осложнилась. Несмотря на удачную и почти бескровную операцию, в самой главной для них задаче — захвате контейнеров с боевым плутонием — образовалась огромная дыра. Исчез, и притом в неизвестном направлении, целый контейнер радиоактивной «дряни», способной уничтожить миллионы людей. Надо действовать, и действовать надо безотлагательно!

— Этого — в Казачий Дюк, под строгий присмотр, — приказал Антон капитану Макееву, краем глаза отметив несказанное облегчение на лице Сократа, — пусть живёт, пока не врёт. Всем командирам — срочно собраться у меня».

Сократа увели. На носилках вынесли и Грома, который своими жалкими стонами так успешно играл свою роль — деморализовывал и без того не храброго десятка Сократа. Офицеры остались в одиночестве.

— Что ж, товарищи мои дорогие, думаю, картина всем предельно ясна. С этого момента и до того счастливого часа, когда отыщется пропавший седьмой контейнер, мы с вами живём в режиме чрезвычайного положения. Наша последняя, но, признаюсь, весьма слабая надежда — внешний контур оцепления. Если Профессор задержан, мы с вами можем дальше спать спокойно. Если нет?.. Но не будем пока о грустном. Сложность ситуации ещё и в том, что никто из здесь присутствующих (Антон сделал паузу и обвёл глазами своих товарищей) не вправе разглашать то, чему мы стали свидетелями. Никому! Даже жене! Даже папе с мамой! Соответственно, нам будет очень трудно объяснять подчинённым, почему они должны, не смыкая глаз, искать этот треклятый цилиндр.