Владимир Добряков - Фаза боя

Лена тем временем запускает один за другим двигатели самолёта. Все уже разместились, только Анатолий стоит в проёме входного люка, наведя свой автомат на Мирбаха.

— Тогда я попросил бы вас вернуть мне мой пистолет.

— Забери, пожалуйста. Мне он не нужен.

Я бросаю «кольт» на землю. Мирбах прищуривается, быстро поднимает пистолет и наводит его на меня.

— Никуда ты не улетишь, сволочь! Сухо щелкает курок. Я смеюсь.

— Пол! На чужих ошибках надо учиться, а не повторять их. Ты забыл, как погибла твоя Лолита? — Я показываю Мирбаху магазин от его «кольта». — Забыл. Ну так отправляйся следом за ней. Вы с ней два сапога пара.

Киваю Анатолию, и тот короткой очередью отправляет Мирбаха на свидание к его леди. К нам подходит Брунс. Он брезгливо смотрит на тело Мирбаха, подбирает «кольт» и протягивает его мне.

— И этот придурок хотел стать нашим президентом! Туда ему и дорога. А вам — удачного полёта и мягкой посадки. Только будьте осторожны. Вряд ли каратели оставят вас в покое. Счастливого пути!

Я пожимаю инженеру руку и поднимаюсь в самолёт. Анатолий захлопывает люк, а я прохожу в пилотскую кабину. Лена докладывает:

— Двигатели в рабочем режиме, шеф!

Брунс показывает мне, что уже вынул из-под шасси колодки. Я машу ему рукой и выруливаю против ветра. Через несколько минут мы уже в воздухе. Набираю полторы тысячи метров или пять тысяч футов и кричу:

— Толя! Давай курс! Анатолий подходит ко мне.

— Карты у нас нет, но есть экран. Вот мы, а вот зона ближайшего перехода.

— Понятно. Это будет у нас вроде компаса. А ты будешь за штурмана.

Я разворачиваю самолёт на курс, набираю еще двести метров высоты и устанавливаю крейсерскую скорость — сто тридцать миль в час. Увидев, что я закончил манипулировать управлением, Лена говорит:

— Ну, Андрей, рассказывай теперь, что ты узнал у альтов. Что они тебе сказали?

— Во-первых, не они, а он. Там был только один альт. Он представился как отец Таканда. Во-вторых, он почти ничего не сказал. Его речь изобиловала намёками и уклончивыми ответами типа «и да, и нет». Тем не менее многое стало понятно даже из такой беседы.

— И что же ты понял? Поделись.

— А в-третьих, Ленок, мне надо всё это обдумать, чтобы сделать правильные выводы. На это у меня пока просто не было времени. Сама понимаешь, одно дело, когда в разговоре улавливаешь мысль и тебя озаряет догадка. И совсем другое — когда требуется изложить это так, чтобы тебя поняли другие.

— Понимаю Что ж, обдумывай.

— И, в-четвёртых, как раз этим мне сейчас заниматься некогда. Эта допотопная лайба не имеет автопилота. А мы идём при сильном боковом ветре. Нас всё время сносит с курса. И потом, как я понял со слов Таканды, наши приключения на этом далеко не кончаются. Да и Брунс предупреждал, чтобы мы были начеку. Нас отсюда так просто не выпустят. Корпус не любит поражений. Поэтому внимательно поглядывайте за землёй и особенно за воздухом. Следует ждать любых пакостей.

Вести машину довольно тяжело. Мне приходится парировать неожиданные порывы бокового ветра и удерживать самолёт на заданной высоте. Мощные восходящие и нисходящие потоки стремятся утащить нас вверх или вниз. При этом мне приходится внимательно следить за передней верхней полусферой, где, слава Времени, пока всё чисто, и огрызаться на ворчание Анатолия, который ежеминутно требует от меня точнее держать курс. Но в конце концов кто я — лётчик-профессионал или саксофонист?

Постепенно я приноравливаюсь к аэроплану почтенного возраста, на каком летали мои дедушки. Войдя в ритм работы, я уже могу позволить себе несколько расслабиться и подумать, собрать в кучу разбегающиеся мысли, проанализировать свои догадки и сделать выводы.

Значит, Герасимов сказал нам всё. Мы только его тогда не поняли. Трудно, скажем прямо, было понять человека, который пытался объяснить нам то, о чем сам имел весьма смутное представление. Но Таканда сказал, что всё, что мы хотели выяснить, мы уже знаем со слов Герасимова. Я тогда вспомнил эту ахинею, что нёс нам этот мерзавец, и меня словно озарило.

Он говорил о векторах, имеющих разную направленность, о скалярах. Говорил о том, что разнонаправленные и равные по величине векторы становятся почему-то скаляром. Вот тут-то мы и споткнулись, решив, что это бредятина. А это была далеко не бредятина. Разный уровень мышления! «Что он понимает в мышлении, это насекомое!» — так, кажется, сказал Таканда. вновь проходят мимо, и над нами с оглушительным ревом проносится машина противника. Сейчас он начнёт делать глупости. Парень, конечно, не догадывается, что за штурвалом тихоходного «пассажира» сидит хроноагент, к тому же истребитель-профессионал нисколько не хуже его самого.

Итак, два разнонаправленных вектора, конечно же, не дают скаляр. Они, если равны друг другу, дают ноль. То есть взаимно вычитают друг друга. И корень, конечно же, не в этом. Вспомним основные положения хроноэтики. Исторический процесс определяется не отдельными малыми событиями. Он, как поток, в который вливаются ручьи и реки, определяется совокупностью многих событий, имеющих одинаковую направленность. Именно направленность. Это — неотъемлемое существо вектора. Историческое развитие — это вектор, направленный из прошлого в будущее. В зависимости от разных факторов он может колебаться. Но колебаться он может только по величине, не меняя направления.

Но время от времени он может становиться равным нулю. Это происходит, когда силы противодействия векторам, благоприятствующим развитию исторического процесса, настолько велики, что уравновешивают результирующий вектор. Такие случаи бывали в разные времена в разных Фазах. Развитие общества застывало на каком-то достигнутом уровне. И если общество не получало нового толчка вперёд, оно начинало стремительно деградировать. Вырождаться и разлагаться.

Примером из моей Фазы может служить разложение и распад Римской империи, начавшийся еще до Рождества Христова. Собственно, и христианство-то зародилось именно благодаря этому разложению. Напевы о «богоизбранном» народе — от лукавого. Я никогда не был антисемитом, но сионистская мораль двойных стандартов всегда вызывала у меня невыразимое отвращение. Ну, что хочешь со мной делай, но не мог Бог избрать такой народец и заповедать ему такую мораль.

Но в данном случае речь идёт не только о разложении и деградации. Хотя того и другого в тех Фазах, где мы побывали, вполне хватает. И даже сверх всяких пределов. Главное в другом. Конечно, разложившимися и деградированными народами управлять легче, это прописная истина. Но для «прорабов перестройки», или альтов, проблема управления — дело вторичное. Основная их цель иная. Как сказал Герасимов? «Они — вампиры».