Алексей Ивакин - 7 дней в июне

И снова появилась ведущая.

– Только что нам сообщили, что средствами ПВО армии Российской Федерации были сбиты несколько неопознанных самолетов, попытавшихся нанести ракетно-бомбовые удары по Мурманску. И самая печальная новость. Сегодня, примерно в половине был нанесен удар по Санкт-Петербургу. Прямое включение из штаба Ленинградского военного округа.

На экране появился какой-то здоровяк в генеральском мундире. К нему хищно тянулись щупальца микрофонов.

– Сегодня. Около четырех часов тридцати минут, группа из четырнадцати самолетов приблизилась к воздушному пространству Российской Федерации со стороны Финляндии. На запрос диспетчера самолеты не ответили. После нескольких попыток связаться с неизвестными, нами было принято решение поднять в воздух эскадрилью ПВО. На предупредительные выстрелы, а так же на попытки принудить к посадке самолеты не отреагировали. Наши летчики были вынуждены сбить неизвестных. Вся группа из четырнадцати машин была уничтожена. С нашей стороны потерь не имеется! – рубанул рукой воздух генерал.

– А как вы объясните взрывы в районе Васильевского Острова?

Генерал побагровел и косноязычно ответил:

– К сожалению, один или два самолета противника упал в районе жилых домов города Санкт-Петербурга. Остальные рухнули в море.

– Врет как сивый мерин, – прошептал Фил. – Проспали. Пока раскачивались, пока запросы согласовывали, пока разрешение получали.

– Да погоди ты! – оборвал я его.

– Какой стране принадлежат самолеты?

– Этого я вам сказать пока не могу. Ведется следствие, – отрезал генерал, резко повернулся и скрылся в дверях.

– Граждане Российской Федерации! Прослушайте, пожалуйста, обращение Верховного Главнокомандующего Российской армии, президента Российской Федерации Дмитрия Анатольевича Медведева.

И опять пошла заставка. На этот раз не рекламная. С гимном страны.

Я, собственно говоря, и так стоял, навалившись плечом на шкаф, Фил сидел на подоконнике, но спрыгнул. А девки как сидели, так и остались сидеть. Бабы, какой с них спрос?

На экране появился Медвед. На этот раз неулыбчивый. И несколько осунувшийся. Обычно он ходит, запрокидывая голову назад, словно упиваясь своей значимостью. А тут нет. Нормальный человек, посмотри-ка.

– Уважаемые граждане России, вы, безусловно, знаете о произошедшем природном катаклизме… – сказал головой президента телевизор.

– Вот же, чебурашка, блин… Откуда мы знаем? Спичрайтерам надо руки оторвать!

– Леха, да помолчи ты! – рявкнула на меня Настя. Я поднял руки вверх и продолжил слушать презика. Ехидные комментарии оставил на потом. Уважаемые граждане… Хорошо, хоть не дорогие россияне, млять.

Немцы? Какое еще, в задницу, двадцать второе июня? Ни черта не понимаю. И никто, похоже, не понимает. И что из этого? Одно понятно – война, хоть и не понятно с кем. Вообще, журналист – профессия недоверчивая. Вот наверняка же сами там накосячили, а теперь по мозгам нам ездят. Помню я, помню. И монетизацию помню, и реформы здравоохранения помню. В итоге, мы стали платить больше – а за свои деньги получать меньше. Мы для них не граждане. Мы для них – источник прибыли и не более. Войнушку, значит, придумали… Стоп! А это что он сейчас ляпнул? Вот же… Козлы, блин. Десталинизация, десталинизация, а как за жопу взяли – так сразу сталинские слова вспомнили. И не стыдно им там? Или человеческие качества у них атрофировались напрочь?

Я лихорадочно соображал. Что же делать? Идти воевать за этих ублюдков? За рублевских шлюшек и пузанов? Оно мне это надо?

С другой стороны…

Я – лейтенант запаса. Я же присягу давал. После военки на психфаке присвоили звание. Специальность? Офицер-психолог, мля. Вся моя годовая служба в конце девяностых свелась к безмерному употреблению спирта в инженерно-понтонной части своего родного города.

А вот так бывает, да. Отправили меня на малую родину служить. Жил дома. Приходил в часть к восьми утра. Уходил в пять. Из всего личного состава десть офицеров и пятьдесят ханориков-солдат. За весь год из части мы так никуда и не выезжали. Моим основным занятием было заполнение журнала «Психологической подготовки бойцов». Ни дедовщины, ни суицидов в части не было. Ни разу. А почему? А потому как все бойцы были родом из этого же города. Впрочем, вру. Один случай неуставщины был. Один солдатик обрюхатил дочь командира полка. Одноклассницу свою, к тому же. Пришлось жениться. Сейчас тот солдатик прапором пашет в тестевой части.

Так мне что? Сейчас бежать в военкомат надо? Нафиг. Мне тридцать пять уже. У меня жена, сын. Делать мне больше нечего, этих жаб из телевизора защищать? Они меня хоть раз защитили?

Но я же давал присягу…

– Леха! – прервал вдруг мои горестные думы голос Настьки. – Тебя шеф к телефону!

– Марлен? Слушаю.

– В курсе, что происходит?

– В курсах, да. Мобилизацию объявили. Телевизор смотрим.

– Считай, что уже мобилизован. Журналистов распихивают военными корреспондентами по частям. Через два часа дуй в УФСБ. Отправляешься военкором с их спецназом.

– Куда? – брякнул я, не подумав.

– Пока до Москвы. Поезд вечером. Возьми ноут, цифровик…

Шеф опять начал меня учить жизни.

– Марлен, не первый раз замужем. Я – военнообязанный, кстати. Что там с призывом?

– Документы и все прочее получишь у кровавой гебни. Филу дай трубку.

Фил долго кивал, слушая шефа. Я стоял рядом, дожидаясь конца разговора. Когда он положил трубку, я ему задал единственный вопрос:

– Куда?

– К вевешникам. Вечером на поезд.

– Вместе, похоже, поедем. Найдемся там.

Мы пожали руки и зашагали к выходу.

В дверях я задержался. Оглядел плачущих девчонок.

– Не сцыте, девки, кипятком. Мы еще вернемся.

И хлопнул дверью.

Можно, я не буду рассказывать, как прощался с женой эти два часа?

Летные испытания или, как их называли у нас в КБ, «летки», лучшая школа для инженера, работающего в авиапроме. Тут научишься и держать язык за зубами, и слушать разговоры смежников и заказчиков, получишь опыт самостоятельного решения проблем. А еще учишься терпению, когда приходится неделями ждать нужного тебе вылета, лучше понимаешь, что и как организовано в авиации. И свои изделия видишь немного с другой стороны, тут они работают в едином комплексе, сам находишь недостатки своей системы и понимаешь, как можно их исправить. Всему этому не научишься в лаборатории за компьютером.

Торжок давно стал для меня привычным местом, точнее не сам Торжок, где я так ни разу не побывал, а Центр боевого применения армейской авиации. Тут проводились испытания новых вертолетов, которые я посещал с завидной регулярностью. На этих вертолетах отрабатывались изделия нашего КБ.