Джон Краули - Роман лорда Байрона

Захваченная перипетиями на сцене, Сюзанна, бывало, подавалась вперед, ухватившись нежной рукой за бархатный край ложи, — тогда-то Али и увидел ее со своего места. Так долго и безнадежно блуждал взгляд Али по каждому людскому Сборищу, так часто разочаровывался он, принимая за нее других, что сперва глаза скользнули мимо (Зрение — благороднейшее из наших чувств, но и ввести в обман его легче всего) — потом вернулись — и словно бы превратились в огромный телескоп, заполненный одной только ею, будто новой Планетой. Али со всех ног бросился из своей ложи — ошибкой попал в чужую, выскочил оттуда с извинениями — и наконец нашел нужную. Трепеща, отодвинул занавеску и увидел очертания Сюзанны, освещенной снизу огнями рампы, — увидел, что она одна, если не считать дремлющего Аргуса, — и тихонько ступил внутрь. Али, однако, не сразу обнаружил свое присутствие — и Сюзанна не оборачивалась, поглощенная видом картин и звуками голосов, взрывами Смеха и гулом музыкальных Инструментов: все это сделало его появление незаметным. Али не отрывал от нее взгляда — а Сюзанна, не подозревая о его появлении, смотрела на представление, приоткрыв рот, сияющими глазами, в которых отражалось множество огней, — Али хотелось стоять так вечно, чтобы в ней ничего не менялось, — или, напротив, насытившись, тайком улизнуть незамеченным — но он уже понял, что утолить жажду ему не дано, — и, наконец, источаемый им Животный Магнетизм (если это не выдумка) — заставил Сюзанну обернуться.

«Али!» — «Сюзанна!» — Что тут добавить? Минутное замешательство — и оба заговорили разом, стремясь поведать свою Историю, готовые с легкостью простить то, что другой должен был считать непростительным, и в то же время не упомянуть об этой вине ни словом и отвергнуть все, что так долго занимало их мысли. «Во всем, что случилось… Это я… я…» — настаивает Али, но прежде чем успевает продолжить, Сюзанна тихо вскрикивает: «Нет-нет, ты не виноват — даже не думай — но я…» Разговор ведется шепотом, однако — внезапная тишина может нас пробудить, как и внезапный шорох, — Компаньонка открывает глаза, хотя спала мертвецким сном, не слыша ни грома оркестра, ни выкриков публики. Теперь Али необходимо представить — он ближайший друг покойного Брата Сюзанны, и явился единственно для того, чтобы почтить дорогую Память, — Компаньонка выказывает живейший интерес, жаждет узнать побольше, в чем собеседники ей нисколько не отказывают, перебивая друг друга. Веера раскрыты и пущены в дело. Спектакль, меж тем, продолжается — правда, Али с Сюзанной, не сводя глаз со сцены, плохо понимают, что там к чему, — разыгрывается новая Пантомима (насколько могут быть новыми одинаковые события, изображаемые на тот же лад). Госпожа Венера как раз завершает «Сцену Метаморфозы», в которой юные любовники становятся Арлекином и Коломбиной, ревнивый старик-отец — Панталоне, а сонная дуэнья — Шутом.

«Я некоторое время был за границей», — натянуто сообщает Али, и Сюзанна не может удержаться от смеха: эта история ей, как и всему свету, хорошо известна.

«Как ваша матушка и братья?» — спрашивает Али. Он сидит позади Сюзанны, чтобы зрители не заметили его присутствия в ложе.

«Хорошо, — отвечает Сюзанна. — У них все хорошо».

Так и продолжается — разговор можно назвать «светским» — однако на деле он полон смыслом куда более значительным — Али выражает надежду нанести визит — Сюзанна уверяет, что ее супруг нечасто устраивает приемы, — однако замечает, что в Городе им арендован Дом, — советует Али следить за представлениями — Клоуну далеко до Гримальди — и Али не может понять, продвинулся он или отступил, — однако же куда и откуда?

Но вот гремят суровые аккорды, и занавес раздвигается, чтобы явить взгляду «Мрачную Сцену» — так называют ее актеры: Кладбище, Руины, Надгробия и Пещера, где томится, подвергаясь испытаниям, несчастный Арлекин, пока мудрая и добросердечная Госпожа Венера не возвратит все к началу — сцене Жизни — той самой, на которой мы каждодневно играем свои роли. Однако еще до развязки, когда ничего не разрешено, а Нетопыри и Призраки на проволоках терзают беднягу Арлекина, Сюзанна со вздохом извещает, что вот-вот появится мистер Уайтхед — по обыкновению, к Финалу, — и Али (хоть он и не сразу понимает намек) делает шаг к двери, невнятно бормоча слова Прощания сначала Сюзанне, а потом ее зоркой Подруге — которая в свое время (хоть он о том не подозревает) станет и его подругой. И вот его уже нет.

Али не заметил как, но Сюзанна Уайтхед выведала у него и запомнила адрес Дома, где он обосновался, — и там, у себя, совсем скоро после того вечера, он находит Письмо — и адрес написан столь знакомым почерком: послание словно призвали неотступные мысли о Сюзанне меж тем часом и этим. Письмо довольно короткое — рада встрече, хотелось бы расспросить подробней, — но содержит указания, как прислать ответ через посредника — ту самую Подругу! — вложив письмо внутрь письма, адресованного той, — впрочем, в наставлениях подобного рода мало кто нуждается. « Напишите скорее — и я непременно отвечу » — от этих слов сердце Али взмывает ввысь с дурацкой легкостью, словно бумажный змей, — но только с тем, чтобы упасть на землю, как только дернется веревка: он понимает, о чем он должен написать первым делом, но не знает как: почему, неведомо каким образом, он обрек семейство Сюзанны на плавание без руля и без ветрил, приведшее к безотрадной гавани.

«Это я, я, — писал Али, — повинен в смерти вашего брата — не заблуждайтесь на этот счет — и это я устроил так, чтобы вам не оставалось ничего иного, как только выйти замуж за того, кого вы презираете, — все это дело моих рук — это я завлек вас обоих в паутину зла, куда угодил и сам — и в которой ПРЕБЫВАЮ — завлек из себялюбия — лишь бы не оказаться там одному — вы должны питать ко мне ненависть, иного выбора у вас нет, и я с радостью приму вашу ненависть, как и должно тому, кто получает награду по заслугам ».

«Не думайте так ни секунды, — ответ Сюзанны пришел со скоростью мысли — во всяком случае, так быстро, как это возможно для Письма, отправленного почтой. — Не только глупо, но и самонадеянно приписывать собственной воле то, что уготовили Судьба или Случай, — вы здесь ни при чем. Стоит ли казнить себя раскаянием за поступки, которые никакими людскими стараниями нельзя было предотвратить, а ныне невозможно исправить? Боюсь, что эти ваши слова будут держать вас в отдалении от меня — а это изо всех лишений, какие только могут выпасть мне на долю, сейчас для меня самое страшное. О мой дорогой Али — ты спрашиваешь, почему я тебя не искала — не написала ни строки, хотя и слышала, что ты вернулся, — но ты не знаешь, как я ловила новости о тебе — о твоем исчезновении — о возвращении в ореоле славы — не говори, будто мне было все равно, — и все же я страшилась встречи — но страшилась не тебя , а себя самой — я должна умолкнуть — я чувствую себя осажденной крепостью, в стенах которой укрылись предатели, — не пиши мне больше. О нет, не переставай писать — и думай обо мне всегда — как буду думать о тебе я — не знаю, как и подписаться — разве что СЮЗАННА».