Михаил Гуткин - Попадать, так с музыкой-2!

– Все машины, товарищ Северова, отданы под раненых. И ваш шофер со своей машиной тоже. Думаю, что ваш мотоцикл тоже придется отдать. Ничего не поделаешь. Бросить раненых мы не можем, а машин не хватает. Так что берите с собой самое необходимое, а остальное сдайте старшине в хозчасть. Если сумеем благополучно прорваться к своим, то все получите назад.

Н-да. А если не сумеем, то об этом и думать будет уже некому. Такая вот перспектива. Тем не менее, я выполнила приказ, и через несколько минут уже топала в составе небольшой колонны особого отдела. За спиной вещмешок с минимальным набором, на плече винтовка, а в кобуре и в кармане традиционная пара пистолетов. Свои гранаты и наган сдала на склад. Зато пришлось взять к себе часть груза у шагавшего со мной рядом Кости, так как он тащил увесистый пулемет с боезапасом. Еще одну коробку с лентами тащил пограничник, вооруженный к тому же автоматом и гранатами. Так что мы в какой-то степени представляли классическую тройку времен чеченской войны, как нам описывали в прессе: снайпер, пулеметчик и гранатометчик.

Минут через двадцать стало ясно, что армия стронулась с места очень вовремя. Потому что над нами пролетела эскадрилья Юнкерсов. Эти Юнкерсы очень старательно отбомбились над только что оставленным нами лесом. При этом выяснилось, что хитрый Кузнецов оставил там батарею зениток, немедленно открывших огонь по бомбардировщикам. Этим они как бы подтвердили, что штаб армии пока еще находится на месте.

Нельзя сказать, чтобы наш марш был чем-то оригинальным и увлекательным, но деться было некуда. Либо мы сумеем соединиться с нашей армией, либо нас рано или поздно уничтожат, причем скорее рано, чем поздно. Конечно, если бы речь шла о нескольких десятках бойцов, ну, пусть, о сотне, то такое количество людей могло бы надежно укрыться в белорусских лесах, но в 3-й армии, судя по тому, что я слышала, оставалось более пятнадцати тысяч бойцов плюс танки плюс артиллерия. К сожалению, как сказал Астахов, боекомплекта ко всем нашим пушкам и гаубицам хватит максимум на четыре полноценных залпа. То же самое примерно и для танков. Поэтому либо мы сумеем за один короткий и, понятное дело, жестокий бой прорваться к нашим, либо всю технику придется бросить и дальше прорываться только со стрелковым оружием. Вроде бы еще какие-то минометы останутся, но они большой роли не сыграют. Мин к ним тоже мало. Что нас может как-то выручить, так это устойчивая пока радиосвязь с фронтом. То есть можно рассчитывать, что в критический момент наш прорыв поддержит авиация и фронтовая артиллерия.

Пока ноги работают, голова отдыхает. Поэтому мне во время марша ничто не мешало обдумывать разные варианты моего участия в прорыве. Как всегда я старалась сообразить, чтобы еще такого придумать (или вспомнить), к чему немцы не готовы, а наши, может быть, еще не изобрели. Эх, где же то яблоко, которое так вовремя тюкнуло Ньютона по маковке? Ой! Я оступилась и получила чувствительный удар, нет, не яблоком, а прикладом собственной винтовки, и не по голове, а совсем по другому месту. И самое странное, что этот удар тоже дал результат. Может быть, у меня не все мысли именно в голове? На досуге обдумаю этот удивительный факт, а пока я сунулась с очередной порцией вопросов к полковнику, который вышагивал в нескольких метрах от меня.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться.

– Разрешаю, товарищ лейтенант госбезопасности.

– Сколько в нашей 3-й армии снайперов?

Вопрос для полковника явно оказался неожиданным, но на то он и начальник контрразведки целой армии, чтобы знать ответы на неожиданные вопросы.

– Ну и вопросы вы задаете, товарищ Северова. Я знаю, что до начала войны в армии насчитывалось девятнадцать снайперов, которые прошли специальную подготовку. Но сколько осталось после боев, уже сказать не могу. Это вопрос не ко мне, а к начштаба армии. А почему это вас вдруг заинтересовало?

– Да я вот думаю, как будет происходить сам прорыв? Где-то наша армия встретится с немцами. Сплошной линии фронта, наверное, не будет. Значит, скорее всего, не будет и минных полей. Нам нужно будет по согласованию с фронтом прорывать немецкую оборону. А при таком прорыве важнее всего гасить их пулеметы, минометы и т.п. Вот если бы за часок до начала атаки выпустить вперед снайперов, причем каждому в помощь дать пулеметчика, то по сигналу мы бы открыли огонь и подавили основные огневые точки противника. Тогда и атака прошла бы с минимальными потерями.

– Все это вы, товарищ Северова, правильно говорите, только для подавления огневых точек необходимо знать, где именно они находятся. А узнать вы это сможете только после того, как эти точки откроют огонь. Так что потерь все равно не избежать.

Да, про это я как-то не подумала. Действительно. Чтобы подавить огневую точку нужно знать, где она расположена. А чтобы это узнать, нужно подождать, чтобы оттуда начали вести огонь. Тогда немного сменим условия задачи. Нужно придумать такой ход, чтобы немцы открыли огонь, не дожидаясь нашей атаки. Заранее, так сказать. Сама я, пожалуй, тут ничего не придумаю. Если бы у полковника были какие-нибудь идеи на этот счет, то он, наверняка, рассказал бы их. Но у него, несмотря на огромный, особенно по сравнению со мной, опыт ничего нет. А что есть у меня? Опыт практически нулевой, зато я смотрела много разных фильмов про войну. Ну-ка вспомним, какие там хитрости описывались. Вспомнила! Вот сейчас удивлю полковника.

– Товарищ полковник. А я, кажется, знаю, как заставить немцев стрелять вхолостую.

– И как именно? Будете уговаривать?

– Нет, не буду. Я лучше им пакость устрою. Ну, не я лично, а бойцы по моему совету.

– Я вообще-то знаю, что на пакости женщины большие мастерицы, но что именно вы хотите предложить?

– Как вы полагаете, немцы любят своего фюрера?

– По крайней мере, официально – да.

– А что сделают немцы, если вдруг на линии фронта увидят большие плакаты, на которых их обожаемый фюрер будет изображен в самом непотребном виде. Например, висит в петле с высунутым языком, или летит от пинка русского сапога.

– Да, это действительно пакость. Вполне вероятно, что они откроют огонь по таким плакатам.

– Вот вам, товарищ полковник, первая пакость. Но есть еще и вторая.

– Давайте вторую, это становится интересным.

– Представьте, что вот в утреннем тумане наши бойцы строем идут в атаку. Что делают немцы?

– Стреляют, конечно.

– Точно, я тоже так думаю. Но огонь они ведут не непрерывно, а очередями. Как только раздается очередь, бойцы падают. Огонь прекратился – снова встают и идут.

– Ну если бойцы так будут ходить, то до вражеских окопов дойдут немногие.

– Правильно. А если они так ходить не будут, а будут только изображать движение?