Александр Трубников - Черный Гетман

— Из Киева он отправился скорее всего в Литву к Радзивиллу, — продолжил размышлять вслух Измаил. — Но там ничего не смог узнать. Во всяком случае поиски привели его в этот странный тамплиерский архив. А вот здесь какая-то неувязка.

— Неувязки нет, — встряла в разговор Фатима. — Вчера в доме слуги говорили меж собою о том, что гетман литовский Януш Радзивилл скончался от болезни. Жаловались друг другу, что умер последний магнат, которого бунтовщики-казаки боялись похлеще Иеремии Вишневецкого.

— Вот значит, как, — протянул Измаил. — Ну тогда все понятно. Скорее всего наш приятель то ли не успел переговорить с самим князем, то ли разговор их завершился раньше, чем этого хотелось обоим. Но он все же получил какую-то зацепку, которая потребовала пропуска в Ригу. А раз так, то мы можем его опередить.

Часовня, черное покосившееся здание с обрушенным куполом, стояла в дальнем конце пустыря и, подобно зачарованному замку из сказки про спящую красавицу, чуть не доверху заросло густым ползучим кустарником. Спешились, осмотрелись.

— Место, конечно, глухое. Тут хоть из пушек пали, кроме ворон никто и не всполошится, — оценивая подходы, проговорил Ольгерд. — Однако незамеченным подойти засветло не удастся. Без сторожей Дмитрий мальчишку вряд ли оставил. И скорее всего дал приказ при любой опасности заложника прикончить. Впрочем, если это обычные его люди, то и без него догадаются. Так что придется нам до ночи это место скрадывать.

— Зачем? — удивленно спросила Фатима. — Их там двое, от силы трое. Чтобы справиться с ними мне и вы не нужны. Позволишь, господин?

Ольгерд пожал плечами и согласно кивнул. Девушка, мигом обратившись в змею, соструилась с коня на землю и споро поползла к закопченным стенам. Со стороны было лишь видно, как то здесь, то там шевельнулась зимняя сухая трава. Не прошло и четверти часа как со стороны часовни раздался звонкий веселый голос:

— Можно идти! Он здесь!

Ольгерд и Измаил не сговариваясь припустили вперед.

Как выяснилось, сторожей при заложнике было двое. Теперь же оба они лежали на каменном полу, истекая кровью. Один с перерезанным горлом, другой с кинжалом, загнанным по самую рукоять в глазницу.

— Где мальчишка?! — громыхнул Ольгерд так, что по часовне загуляло частое эхо. — Зачем ты сразу их убила? Нужно было вначале порасспросить.

— Я и расспросила, — обиделась Фатима. — Сперва этого, — она указала на разбойника с разрезанным горлом, — но он вел себя невежливо, так что разговаривать пришлось со вторым…

— А убила зачем?

— Он руку из пут вывернул, попробовал напасть. Ну да дело не в этом. Как ты и предполагал, их было всего двое. Городская голытьба, Дмитрий их нанял три дня назад, показал мальчишку, велел держать в подвале, дал денег на питание из расчета на две недели, сказал, что если не вернется, чтоб придушили по-тихому пленника и здесь же и закопали.

— Где он?

— Тут же, в подвале, — Фатима указала пальцем на чернеющую в дальнем углу дыру.

Наспех соорудив из хвороста факелы, Ольгерд с Измаилом спустились в тесное помещение в котором обнаружилась сжавшаяся фигурка с мешком на голове.

— Как зовут? — спросил по-польски пленника Ольгерд.

Из мешка донеслось сдавленное мычание. Измаил вынул нож, срезал путы, стянул мешок и вытащил изо рта у пленника кляп.

— Н-новиций Анд-джей, школ-ляр К-клеменецкой к-коллегии, — заплетаясь, ответил тот. Компаньоны облегченно вздохнули.

Похищенный, даже чумазый, со слипшимися волосами и в разорванной грязной сутане, столь разительно напоминал красавчика-херувима, как их обычно изображают в церковных росписях, что Ольгерду отчасти стало понятно горе греховного професса.

Прочее было делом рутинным. Мальчишку, непривычного к верховой езде усадили на круп за спиной у Ольгерда и отправились в коллегию, кликнув по дороге городскую стражу, чтоб прибрали тела разбойников, осмелившихся напасть на героя.

Сцены встречи двух влюбленных Ольгерд хотел избежать, но не мог: нужно было дожимать иезуита по горячим следам. Дав толстяку немного порыдать на груди у мальчишки который, капризно поджав губы, выговаривал своему покровителю за то, что тот так долго не мог его освободить, он брезгливо, двумя пальцами оттянул новиция в сторону и красноречивым жестом указал профессу на письменный стол. Тот тяжко вздохнул, уже жалея о данном обещании и прищурил глаза, явно что-то замышляя. Ольгерд, не мудрствуя лукаво, показал старому мужеложцу кулак. Тот испуганно, но вместе с тем и как-то ностальгически кивнул, не беспокойтесь мол, ясновельможный пан, все понимаю, окунул перо в чернильницу и склонился над чистым листом. Анджей поглядел на Ольгерда и нахмурился.

— На кого делать послание? — спросил, оторвавшись от листа, професс.

— На нас обоих. — Ольгерд показал на себя и на Измаила. — Его зовут…

— К сожалению, так не выйдет, сын мой. — перебил его иезуит. — Правила у хранителей строгие и пропуск в библиотеку может получить лишь кто-то один.

Ольгерд переглянулся с египтянином.

— Я, конечно, быстрее смогу разобраться в бумагах, — немного подумав, сказал Измаил. — Но все же уступлю это право тебе.

— Почему? — спросил Ольгерд.

— В твоих жилах течет кровь древних князей. А это сейчас намного важнее любых знаний. Кровь отпирает замки. То, что я буду искать месяцами, тебе может открыться всего за день.

— Как найти хранителей в Риге? — спросил Измаил, после того как професс, передал ему присыпанное песком послание.

Толстяк встал на цыпочки и зашептал египтянину в ухо. Тот выслушал, еще раз пробежал глазами письмо и кивнул Ольгерду: "Порядок!"

Под ликующим взглядом професса и хмуро-подозрительным его фаворита, компаньоны покинули кабинет.

— Куда теперь? — спросила Фатима.

— Едем в Ригу! — решительно сказал Ольгерд. — Но прежде нужно отдать все здешние долги.

Город покидали после обеда. Сменившийся караул у ворот Ольгерда и его друзей не признал, но наемники — алебардисты, усмотрев на спине у вьючного коня королевский подарок, сложенные гусарские крылья, выпустили компаньонов из города без расспросов.

Выехав на подъемный мост, Ольгерд сперва страшился глядеть вперед. Проехать дважды сквозь страшный казацкий строй могло и не хватить духу. К счастью дорога была свободна. То ли Ян Казимир, оставшись без фаворита-советчика, прислушался к просьбе Ольгерда на пиру, внял здравому смыслу и одумался сам, то ли своего добился Обухович, но это было уже и не важно. Теперь за стенами крепости о казни напоминали только чернеющие в земле дыры, оставленные колами, да придорожные, кое-где политые запекшейся кровью.

Ногайский лагерь бурлил. Татары гасили костры, сворачивали палатки и разминали лошадей — собирались сниматься и уходить. Темир-бея Ольгерд застал на возвышенности, где еще недавно стояла его большая белая юрта. Ногаец, не слезая с коня держал совет с мурзами — командирами отрядов, у татар это было принято перед началом походного марша.