Александр Трубников - Черный Гетман

Добравшись до дома Ольгерд первым делом растопил печь, потом, чуть согревшись, подкрепился окороком и добрым голландским сыром. Запив сытный, не идущий ни в какое сравнение с архивной кормежкой ужин добрым вином, не раздеваясь, присел на кровать. Он собирался немного отдохнуть и прийти в себя, забрать в казарме коня и ехать на постоялый двор где ждали его компаньоны. "Места себе, поди, не находят, особенно Измаил" — думал он, теребя рукой эфес откинутой в сторону сабли. Возвращаться в этот дом Ольгерд не собирался — все что требовалось сделать в Риге было сделано, и теперь нужно было не делая лишнего шума и, вместе с тем, как можно скорее попасть в этот самый Несвиж. Фатиму с Сарабуном он собирался оставить в Вильно, а тайное хранилище в костеле искать вдвоем с Измаилом. Там же, в Несвиже, если поиски завершатся успехом, он твердо намеревался, передав, как и уговаривались, Черный Гетман компаньону, более в Вильно не возвращаться. Пусть неугомонный египтянин возвращает свою реликвию обратно в киевский монастырь, а Сарабун, получив обещанные деньги, отправляется учиться на доктора. Сам же Ольгерд бросит гоняться за тенями прошлых лет и направится прямиком в Лоев, чтобы рассказать, Ольге о том, что она может стать его женой, никак не нарушая данную отцу клятву. Тяжелое объяснение с Фатимой он решил отложить до самого их расставания.

Ольгерд посидел еще немного, наслаждаясь теплом и покоем, потом подобрался, вскочил и начал рыскать по комнате, собирая оставленные здесь и там мелкие вещи. Вспомнился ту ему ни с того ни с сего отец учивший с малых лет: "Когда отправляешься в дальний путь, а встречный спрашивает, куда, мол, едешь, отвечай непременно — за кудыкины горы. Расскажешь кому о предстоящем пути — сглазишь, беду накличешь. Слово "куда" несчастливое, нужно его непременно вернуть вопрошавшему…"

По старой привычке присел на дорожку, собрался уже идти как в окно вдруг ударил условный стук. Именно так — тремя, потом двумя и снова тремя ударами предупреждала в лагере по ночам о своем приходе Фатима.

Теряясь в догадках, Ольгерд вышел в темную прихожую, откинул засов и потянул дверь на себя. В образовавшуюся щель мигом протиснулась до подбородка укутанная в плащ девушка. Голову ее укрывала заячья шапка их — под которой сверкали глаза.

— Случилось что? — захлопнув дверь, спросил он тревожно.

— Слава Аллаху, все у нас в порядке, — ответила Фатима, скидывая ему на руки пропитанный ледяной влагой тяжелый плащ. Одета она была как и всегда, нарочитым казачком — в черных сапожках, синих шелковых шароварах и белой, до скрипу накрахмаленной вышиванке.

Ольгерд хотел спросить, не опасно ли было на улицах среди ночи но, разглядев снаряжение охранницы, промолчал. На поясе у "казачка" в ножнах крепились два боевых ножа, из-за коротких голенищ выглядывали рукояти метательных кинжалов, да и в длинных с раструбами рукавах не иначе как прятались короткие железные стрелки, которыми девушка шутя пробивала забор с десяти шагов.

— Если все в порядке, зачем пришла? — спросил он строго, едва они вошли в комнату.

— Я же должна тебя охранять!

— До моего возвращения ты должна была сидеть где приказано! Тебе об этом месте и знать не положено было…

— Измаил сегодня вечером мне с Сарабуном рассказал. На всякий случай. Сказал, что долго тебя нет, мало ли как дела повернутся.

— И что же, это Измаил тебя сюда отправил?

— Нет. Сбежала сама. Соскучилась.

Фатима прижалась к нему всем телом и Ольгерд почувствовал горячую дрожь. От напускной суровости девушки не осталось и следа. Он обреченно вздохнул и опустился на табурет.

— Есть будешь?

— Ужинали. Рижане умеют сытно кормить. Ты лучше скажи, удалось что-то выяснить или нет?

— Да. Судя по всему, Януш Радзивилл отвез саркофаги в из Киева в Несвиж и там их спрятал.

— И куда мы теперь?

Вспомнил тут Ольгерд отцовскую заповедь и хотел было ответить резко, но не смог. Ему и на объяснение с Фатимой духу пока не хватало. Потому рассказал:

— Сперва едем в Вильно, потом только в Несвиж.

Фатима просияла.

— Вот и славно. По дороге не будем расставаться, в Вильно и этом Несвиже тоже будем вместе. Два дня всего тебя не видела, а соскучилась так, словно месяц прошел разлуке!

Девушка опустилась на кровать, опустила вниз пояс, стукнув об пол ножами, резкими кошачьими движениями скинула мягкие, предназначенные для верховой езды сапоги, обнажив маленькие смуглые ступни с острыми щиколотками, затем, словно змея из кожи, выкрутилась из льняной вышиванки, развязав шнурок выскользнула из шаровар и, сверкнув в лунном свете бедрами, нырнула под одеяло. Ольгерд покачал головой, ругнулся в усы но с желанием совладать не смог. Пообещав себе твердо "сегодня точно в последний раз", расстегнул пряжку и потянул через плечо перевязь, державшую тяжелый от зброи ремень.

Спал Ольгерд некрепко. Несколько раз пробуждался — то от мышиного шороха, то от хлопанья птичьих крыльев, то просто так, непонятно от чего. Открывал глаза, глядел на сопящую рядом девушку в опять возвращался в тревожную, полную скверных предчувствий дремоту. Выморочное кемаренье продолжалось чуть не до самого утра. Но едва беленый потолок над головой начал светлеть, предвещая небыстрый северный восход, чуткое от бессонницы ухо уловило новые звуки.

Не сообразив еще толком, что происходит, Ольгерд вскочил, влез в исподнее и подтянул поближе оружие. Сбросив сон уже на ходу, понял, что его разбудило. Из-за мутного оконного стекла еще раз донесся очень знакомый то ли стук-то ли шорох, с каким обитый железом кончик ножен царапает по штукатуренной стене. Это был звук засады.

Проверив пистоли, Ольгерд прильнул к стене рядом с окном и превратился в слух. Предчувствия оказались пророческими.

— Dammit! — тихо чертыхнулся из за окна хриплый осипший голос.

Не оставалась ни малейших сомнений в том, что дом обложен вооруженными людьми, и эти люди с минуты на минуту попытаются проникнуть внутрь. И отнюдь не для того, чтобы пожелать им с Фатимой доброго утра…

Думать о том, кто пришел по его душу: случайные городские грабители, подручные Душегубца, либо еще какие-то неведомые враги времени не было. Ольгерд ввинтился в штаны, двумя рывками натянул сапоги, надел кунтуш, перебросил через плечо портупею. Едва успел взять руки пистоли, как дверь в спальню содрогнулась от мощного удара.

Ольгерд на цыпочках переметнулся через спальню к двери. Стрелять через толстые доски нет было резону — два пистоля это всего два выстрела, после чего придется действовать против неизвестного числа врагов одной лишь саблей — в закрытом помещении времени на перезарядку не будет ни у него, ни у врагов, а любой выстрел в упор смертелен, так что в такой стычке непременно одержит верх не тот, кто лучше владеет клинком, а тот, у кого окажется больше стволов.