Александр Абердин - Парадиз Ланд 1-3. Герой по принуждению. Черный рыцарь

Придав массивному, золотому трону Яхве, более приемлемую форму, такую, чтобы на нем поместились сразу все мои подруги, я сотворил удобные кресла для своих друзей и расставил их перед троном полукругом, в два ряда и в шахматном порядке. Так мне было бы видно сразу всех моих друзей, ведь я хотел обратиться к ним с небольшой тронной речью и предложить кое-что хорошее. Более всего меня интересовало то, как они отреагируют на мое предложение стать не придворными феодального правителя, а менеджерами самого современного толка, которым отныне предстоит решать множество самых сложных вопросов.

Для того, чтобы пригласит сюда моих друзей, мне не требовалась помощь воронов-гаруда. Не нужно было мне и беспокоить их магическим матюгальником старины Яххи, достаточно было воспользоваться небольшим пультом возле трона, набрать текст на допотопной клавиатуре, явно, снятой с какого-то "Ундервуда" и щелкнуть несколькими тумблерами, чтобы в их покоях загорелись табло с соответствующей надписью.

Нагая Гелиора сидела у меня на коленях и мы, в ожидании наших друзей весело разговаривали. Её интересовало, что я намеревался делать сегодня вечером и когда мы спустимся с небес и навестим старых друзей. Она уже соскучилась по Алмазному замку, и хотела увидеть подруг, с которыми ей так и не удалось обсудить все сплетни за последние сто лет, уж очень быстро мы покинули её родной дом. Не успел я ответить даже на десятую часть вопросов Гелиоры, как двери распахнулись и в зал вошли мои друзья, одетые весьма странно и с еще более странным выражением на лицах.

Наверное, куда более сильное впечатления на меня произвело только то, если бы они вообще вдруг взяли и не пришли. Впереди всех шагал, прямой как палка Узиил, одетый в дикий, феодальный наряд, состоящий из длинного, коричневого камзола, простого, дешевого сукна, каких-то идиотских, черных бриджей, чулок грубой вязки и обутый в грубые башмаки. Вид у него был такой, словно он собрался на мои похороны. Да и все остальные мои друзья выглядели ничуть не лучше, а один взгляд на очаровательных девушке, одетых в какие-то бурые, монашеские клобуки, вообще привел меня в самый настоящий ужас.

В полном молчании эта странная и какая-то дикая процессия молча проследовала к трону и более всего мне поразило то, что все они вдруг пали передо мною ниц. Не встали на одно колено, даже не на оба, черт возьми, а именно уткнулись носом в пол, выложенный рубиновыми и сапфировыми плашками с золотым окаймлением, и простерли руки к моему трону. Даже Гелиора и та, увидев этот жуткий маскарад, пришла в изумление и, похоже, не знала что ей теперь делать. Молчание нарушил Узиил, который, не поднимая головы, вдруг громко сказал с неестественным завыванием в голосе:

- Защитник Мироздания, мы пришли с покаянием и желаем принести тебе клятву верности! Позволь нам сделать это и мы со смирением приступим к тому, что ты нам поручишь.

Час от часу не легче. Гелиора от этих слов заерзала у меня на коленях и попыталась спрыгнуть, но я её удержал. Не зная как мне поступить и видя, что все мои спутники относятся к этому средневековому действу очень серьезно и даже все мои прекрасные подруги были вовлечены в него, я, самым грозным голосом, громко рявкнул:

- Да встаньте же вы, черт вас подери! Мне от вас нужны не ваши дурацкие, кабальные клятвы, а совсем другое, то, что вы всегда дарили мне от всего сердца, ваша дружба, любовь, шутки и веселое настроение, а вовсе не эти, дикие верноподданнические шуточки, достойные только рабов и слуг!

Эта, решительно настроенная компания, восприняла истошный вопль моей души, несколько по своему. Хотя они и выпрямились, молитвенно сложив руки на груди, но с колен не поднялись и явно намеревались довести начатое до конца, что мне вовсе не улыбалось. Все это уже начало попахивать очень крупным скандалом и виной тому были отнюдь не мои моральные и нравственные устои, но я еще надеялся решить все миром и особенно не вдаваясь в довольно щекотливые подробности. Для начала, я решил применить самые жесткие меры в отношении своих любимых подруг, а потому, глядя на Лауру с притворным гневом, негромко спросил её, явственно наполняя свой голос ядом:

- Лаура, дорогая моя, что ты выберешь для себя, немедленно встать, переодеться в красивую, легкую тунику, поцеловать меня, как ни в чем не бывало, и занять свое обычное место рядом со мной или же получить обратно лук, вернуться в лес или еще куда-нибудь и уже больше никогда меня не видеть? В равной степени это относится ко всем вам, мои дорогие.

Лаура не стала раздумывать слишком долго, быстро поднялась на ноги и громко сказала:

- Да пошли они к черту, эти ваши патриархи! Как же, дождетесь, так я и стану бросать Ольгерда и возвращаться в лес из-за их дурацких причуд!

В следующее мгновение она уже была в тунике и подбегала к трону. К нам присоединились и остальные мои подруги, но уже молча и в крайнем смущении. Они старались не смотреть не то что на меня, а даже друг на друга и, окружив меня на золотом, шестиместном троне, принялись сосредоточенно рассматривать всяческие его детали. Обстановка продолжала оставаться крайне мрачной и гнетущей. Гелиора, в обществе которой я провел полдня, только теперь известила меня о долгой, ночной беседе моих друзей с целой делегацией ангелов-патриархов, сказав, пряча от меня свой взгляд:

- Ольгерд, дорогой извини, но я не хотела портить тебе настроение. Да, я и не думала, что они - Гелиора махнула рукой на моих коленопреклоненных друзей - Воспримут все требования ангелов-патриархов так серьезно. Ольгерд, они взяли с них слово, что они непременно принесут тебе свою клятву верности по всем правилам, так, как это полагается. От меня Уриэль и Элиас этого не очень-то добивались. Но не кажется ли тебе, что сегодня я уже принесла свою клятву верности в твоей постели?

Нежно поцеловав Гелиору, я, наконец, позволил этой умнице встать и пылко воскликнул:

- Да моя, любовь и эта была лучшая из клятв, так как ты поклялась одновременно и мне, и моему другу Фламариону, любить нас всегда и быть нам добрым другом и товарищем, а не рабыней наших капризов, прихотей и похоти. - Сердито насупившись, я добавил - А из этих упрямых субчиков, я сейчас начну выбивать дурь по другому.

Следующим, кто очень бурно и импульсивно возмутился деспотичному диктату ангелов-патриархов, стал Роже. Вскочив на ноги и быстро превратив свой идиотский, суконный мундир в обычный костюм, этот рыцарь-тамплиер подбежал к моему трону, повернулся к своим друзьям и сказал громким, возмущенным голосом:

- Если кто-нибудь это еще помнит, то я уже принес однажды Михалычу клятву и ничто не заставит меня нарушить её! К тому же, друзья мои, где это сказано, что я должен присягать своему другу дважды? Так что ваши ангелы-патриархи могут забыть о том, что я дал им сдуру какое-то слово. Если Михалычу действительно претит сама мысль о том, что мы будем клясться ему в верности стоя на коленях, да еще в этих дурацких балахонах, то лично я предпочитаю послушаться его и дождаться того момента, когда он сам потребует от меня принести ему клятву верности или решит, что настало время просто распить со мной бутылку доброго вина вместо этого.